Однако вот еще о чем хотелось бы сказать в связи е этим симоновским циклом. Есть в нем некоторые стихотворения, только формально причисленные к поэзии,— они уже проза, не в смысле эпического видения явлений, но в смысле речевых прозаизмов, изобилия разговорных оборотов, присутствия лишних в стихах описательных сцен и развернутых портретных и бытовых характеристик. Исчезла обязательность поэтической формы, она могла быть заменена жанром рассказа, стилистикой очерка. Думается, что в какие-то моменты эта поэтическая форма начинала сковывать Симонова, еще не решающегося отойти от наиболее привычного для него литературного жанра, но уже тянущегося к прозе, не укладывающегося в рамки одной только эмоциональной публицистики. В некоторых стихах мы как бы видим самые мостки, которыми Симонов постепенно переходил к прозе, становящейся для него все более интересной.
…И еще одно есть произведение Симонова — «Дым отечества» (1947), говорящее о большой внутренней духовной работе писателя.
«Дым отечества» — повесть удивительная, даже непонятно, как и появившаяся в конце 40-х годов, настолько неожиданны и смелы ее интонации. Повесть «Дым отечества» была встречена в штыки в прессе тех лет. Быть может, впервые так дружно, так крепко и хлестко ругали писателя Симонова, именно в этом случае как раз наконец сумевшего не только услышать и передать свое время, но и осудить вредные тенденции.
Повесть «Дым отечества» была значительна не только в плане общелитературном, но и в плане этическом, нравственном.
Провоевав три года, Басаргин был послан в долгую, на несколько лет, командировку в Америку. Теперь он возвращается домой, на родину, к близким. «Да ты совсем обамериканился, где же твой патриотизм?» — спрашивает его один из родственников, услышав, что Басаргин не хочет водки. «Басаргин, разом вспомнив все заграничные, раздражавшие его разговоры на эту тему, проворчал, отвел глаза…» Так начинается важнейшая тема настоящего и мнимого патриотизма, так завязывается в этой повести тема, активно волновавшая людей послевоенной поры.
Вот как сказано у Симонова о герое повести Басаргине:
«Басаргин не принадлежал к числу тех очутившихся за границей людей, у которых инстинктивное неприятие всего окружающего превращалось в шоры, мешающие им видеть и узнавать незнакомый мир… Шоры прикрывают глаза лошади, чтобы она не пугалась незнакомого и чужого. Людей, добровольно надевавших шоры, Басаргин считал отчасти трусами, отчасти душевными лентяями. Безоговорочная похвальба всем своим и такое же безоговорочное осуждение всего чужого не были в глазах Басаргина свидетельством душевной силы, наоборот, казались ему признаком слабости этих людей… Вспоминая родину, они хвалили все без исключения, поэтому им не верили».