Все наблюдения военного корреспондента Симонова соединились в сознании военного журналиста Синцова, все осколки и осколочки правды, лишь царапавшие когда-то сознание солдата Симонова, стали в «Живых и мертвых» кровоточащей сердечной раной всего народа, всей солдатской массы. К этой горькой правде о трудностях войны Симонов присоединил в своем романе еще одну правду — правду внутреннюю, правду грядущей победы, правду веры в силы советских людей, правду, которую писатель называет «верой души». И хотя герой «Живых и мертвых» Синцов «вправе был верить своим глазам, вера его души,— пишет Симонов,— была сильней всех очевидностей. Он не пережил бы тех дней без этой веры, с которой незаметно для себя, как и миллионы других военных и невоенных людей, втянулся в четырехлетнюю войну…». Именно такая, полная, трудная и радостная, правда о Великой Отечественной войне — истинном герое романа «Живые и мертвые» — и позволила ему сразу же и надолго войти в духовную жизнь современников Симонова.
Многие, многие люди незаметно втянулись в войну в романе «Живые и мертвые». Население этого романа огромно, но нет, не создается ни впечатления отдельный бесконечных эпизодов, нет чувства досадного мелькания неузнанных лиц и непознанных характеров. В «Живых и мертвых» люди и не могли быть расставлены прочно и на длительное время, этого длительного времени не было для солдат в жизни, и поэтому движение его, ритм его передает через движение людей и Симонов. Впечатление от фронтовой жизни словно от движущейся без остановки киноленты встреч, событий и судеб осмыслит в этом романе журналист Синцов, который думал, что за всю его жизнь у него не было столько «скоротечных встреч», «неразлучных товариществ» и «бесповоротных разлук». Встречи, разлуки, так точно ощущаемые Симоновым и в мирные дни, ставшие единственной реальностью войны, становятся и сюжетной атмосферой, бытом романа «Живые и мертвые». И быт этот не искусствен, но естествен, он вызван и определен войной. Война движет людей у Симонова, и это тоже новое в его романе, чего не было еще в такой степени в «Днях и ночах», где герои приходили к нам надолго, где читатель еще имел дело с определенным, детально очерченным автором кругом людей. И в бесконечном, неостанавливающемся этом потоке всплывают два лица, два характера, наиболее интересные Симонову, люди, чьи мысли и взгляды должны постепенно стать нашими мыслями и взглядами. Это потерявший в суматохе первых дней войны свою редакцию газетчик Синцов и генерал Серпилин, до войны просидевший несколько лет в тюрьме по клеветническому обвинению. Всмотримся в них, познакомимся с Синцовым, чья драматическая судьба выражает в себе драматизм самой войны. Когда думаешь о природе огромного читательского успеха лучших произведений Симонова, вот какие приходят соображения. Сильный человек всегда стоит в центре его стихов, драм и романов. Сергей Луконин в «Парне из нашего города», комбат Сафонов в «Русских людях», Гарри Смит в «Русском вопросе», лирический герой в поэмах «Далеко на Востоке» и «Мурманские дневники», капитан Сабуров из «Дней и ночей» и, наконец, Синцов и Серпилин в «Живых и мертвых». Сильные все это люди, сильные духом, закаленные, мужественные, не умеющие ныть и проклинать, жаловаться и плакаться по поводу своих неудач. Есть у них железная выдержка, огромная сила воли, бесстрашие, особые сильные, властные отношения с жизнью, у которой не вымаливают, но которой приказывают. Не так уж часто встречаются в нашей литературе такие герои.
И конечно же еще и потому так любит наша молодежь книги Джека Лондона, Хемингуэя, что писатели эти, как правило, говорят с любовью и уважением о сильных натурах, о значительных личностях, что они глубоко скорбят, если страшные условия жизни губят, ослабляют прекрасные, сильные характеры. За это же, за постоянное внимание к прекрасным и сильным людям, любят читатели и произведения Константина Симонова. К таким именно натурам и принадлежит в «Живых и мертвых» Синцов, у которого духовное здоровье как-то удивительно гармонично совпадает с силою духа, с удивительной физической выносливостью. Солдат Синцов идет через всю русскую землю, и мы не чувствуем ни его усталости, хотя он смертельно устал, ни его отчаяния, хотя он то и дело стоит на его краю. Сила — вот главное в Синцове, и поэтому он становится сразу же так близок и дорог Малинину, Серпилину, всем тем, кто сам и есть олицетворение несгибаемой духовной силы. И поэтому Синцов не может найти общего языка с журналистом Люсиным, человеком слабым, трусливым, мелкотщеславным.