Однако иногда духовная сила заменяется в произведениях Симонова какой-то бесчувственностью, странным эмоциональным равнодушием. Мы уже говорили об этом в связи с образом капитана Сабурова из повести «Дни и ночи». Этот же недостаток повторяется и в романе «Живые и мертвые».
Вот на глазах журналиста Лопатина трагически погиб так полюбившийся ему дивизионный комиссар Пантелеев из «Южных повестей» Симонова. «Корреспондент «Красной звезды», которому, как старшему по званию пришлось лично доложить обстоятельства гибели дивизионного комиссара, рассказал об этом таким деревянным голосом (подчеркнуто мной .— И. В.), что даже суховатый (подчеркнуто мной.— И. В.) по натуре… командующий с неприязнью к корреспонденту выслушал этот, показавшийся ему бездушным, рассказ…».
А вот из «Товарищей по оружию»: «Сарычев посмотрел в лицо Климовичу и с удовольствием отметил, что ни одна жилка не дрогнула на лице капитана».
А вот снова «Южные повести». «…Принимайте полк, Слепов,— сказал Ефимов…— Слушаюсь,— сказал Слепов… и, хотя это было счастливейшее мгновение его жизни, ни один мускул не дрогнул на его лице…» Или, наконец, из романа Симонова «Солдатами не рождаются». У Серпилина умирает жена, как-то мельком, словно дань обязательному, сказано о том, что он заплакал, но главное здесь другое,— главное, что когда вошли люди, он уже был спокоен, и «заведующая отделением обрадовалась его спокойному голосу: она терпеть не могла, когда при ней плакали мужчины…» И словно невзначай рядом со многими и многими именами, фамилиями действующих лиц романов Симонова стоят эти странные определения: «он был вообще мрачный, неразговорчивый человек…», «Вообще-то Батюк был человеком, не склонным к колебаниям… он любил ясность». «Спокойное» в трагический момент лицо у жены Климовича, «равнодушный» тон у потрясенной сообщением о войне Маши, «суховатый» кашель у Серпилина, прощающегося с женой, «обыденно» встречаются на фронте друзья, и люди у Симонова рассказывают о беде обычно «угрюмо», «едва выдавливая слова», злыми, «поскрипывающими» голосами. И все это им в похвалу, все это близкие Симонову люди,— угрюмы, сухи, неразговорчивы, замкнуты, с деревянными интонациями и неподвижными лицами. А если он хочет упрекнуть человека, то нет у него более обидного для настоящего солдата слова, чем — «горяч». Горячность, эмоциональность, открытое выражение чувств — это нечто вроде болезни, это пороки, с которыми нужно бороться. Не случайно именно слово «горяч», как самое гневное, употребляется для характеристики одного из командиров в «Южных повестях» — Левашова. Эта тяжелая эмоциональная скованность, настойчиво пропагандируемая Симоновым для своих сильных, значительных натур и характеров,— искусственна, безжизненна, да и не плодотворна. Сила не нуждается в бездушии как в поддержке, как в питании, как в среде. Сила имеет право быть нежной, доброй, открытой, веселой, у нее из-за этого ничего не отнимется, не пропадет, она станет только еще сильнее.
В «Живых и мертвых» нет образов фашистов, с которыми вступают в борьбу с первой же минуты все герои романа. И дело не в том, что Симонов принципиально не хотел писать образы врагов или не умел почему-либо этого делать. Напротив. Мы уже говорили о том, что фигуры фашистов Розенберга и Вернера в «Русских людях» написаны Симоновым и достоверно и психологически точно. Но вот в романе «Живые и мертвые» нет образов врагов, о них лишь говорится, они лишь присутствуют где-то рядом, они несут смерть, они на секунду пробегают перед нами в своих касках, но их нет, нет как развернутых характеров, как конкретных, подробно выписанных антагонистов.
В романе «Живые и мертвые» Симонов поднимается на новую ступень постижения смысла добра и зла, врагов и друзей, самой темы фашистского нашествия.
Писатель хотел разобраться в том, какие великие, благородные, святые чувства народа вызвала борьба с фашизмом.
С первых же строчек, написанных Симоновым, раз и навсегда определился враг всех его героев, его собственный враг, ненавистный ему миропорядок — фашизм. И поэтому в произведениях Симонова, особенно в романах «Живые и мертвые» и «Солдатами не рождаются», нет ни в характерах, ни в манере письма ни полутонов, ни недосказанности, ни лирической, смягчающей жесткие контуры действительности дымки. Все определенно, ясно, четко, выпукло, досказанно, наглядно. И эта определенность не есть отсутствие психологической сложности, но точность позиций, реальность конфликта, ясность направления главного. Борьба с фашизмом — вот главное занятие всех героев Симонова. И это больше, чем самые современные, самые новые и увлекательные профессии, делает их людьми современными, сегодняшними, людьми XX века. Ненависть к фашизму, желание уничтожить гитлеризм и любые его последствия на земле и в сознании — именно это и определяет в первую очередь интеллигентность симоновских героев, их современность, широту их взглядов, душевные глубины и интеллектуальный мир. И пусть не знают друг друга многие и разные персонажи в великой битве на Волге, изображенной в романе «Солдатами не рождаются». Они все равно знакомы, они все равно близки по духу, они товарищи по оружию. Они могут встречать на своем пути чиновников и бюрократов, трусов и подлецов, они будут вступать с ними в решительные столкновения, во главная их схватка — схватка с гитлеровскими полчищами и фашистской идеологией. Эта одна и постоянная страсть, всепоглощающе охватывающая персонажей Симонова, придает его произведениям характер героический. Если бы мы захотели определить жанр романов «Живые и мертвые» и «Солдатами не рождаются», мы бы не нашли более точных слов, чем — героическая эпопея. И не только в этих романах близка Симонову героика. Героическим, богатырским был цикл его ранних поэм, открывавшийся поэмой «Ледовое побоище». Не случайно именно эту поэму К. Симонова читали актеры на фронтах Великой Отечественной войны, примечательно, что именно эти стихи в первые дни боев вошли в репертуар всех фронтовых концертных бригад. Людям, уходящим в битву, нужно было героическое слово. Это слово сразу же, пока еще создавались новые произведения о великом подвиге народа, нашлось в творчестве Симонова.