Реальный бой с, реальными гитлеровскими полчищами закончен. Но зреют, все активнее ощущаются новые фашистские замыслы, новые провокации, новые бредовые планы,— новые милитаристские авантюры. Снова возникает страшная концепция сверхчеловека, которому все дозволено, снова оживают расистские бредни, снова гальванизируют реваншистские вожделения. Фашизм еще не побежден на планете людей. И поэтому не отошли во вчерашний день Серпилин и Синцов. Их воинский долг выполнен. Их гражданский долг, дело всей их жизни еще ждет своего воплощения, новых, сегодняшних форм сопротивления неофашизму. Еще и поэтому так запомнился людям генерал Серпилин. Это не герой войны, в том смысле, что судьба его целиком прикреплена к годам с 1941 по 1945-й, целиком там проявлена и исчерпана. Серпилин — герой современности от двадцатых до шестидесятых, потому что он с гражданской до Отечественной всегда, делом ли, мыслью ли, словом ли, формированием ли подобных себе характеров, сражался с идеологией фашизма.
Долгие фронтовые дни прошли читатели с Серпилиным и Синцовым. Они шли с ними по дорогам войны, страдали от ран и снова поднимались на ноги, проверяли боевую готовность солдат, входили в блиндажи, вглядывались в лица бойцов, наступали и отступали, стреляли и зарывались в окопы, перебегали короткими перебежками под пулями врага и ползли по-пластунски, мерзли на снегу и пили кипяток из железных кружек. Читатели видели, как, обливаясь кровью, полз к своим маленький мальчик, как упал с разорванным горлом командир Левашов. Многое видели и поняли читатели в книгах Симонова. Они ощутили войну в самых разных ее проявлениях — от физических до нравственных, они знали Серпилина в действии, когда он в холодную новогоднюю ночь ехал проверять полки, и знали его в минуту трудных раздумий, когда он рассматривал прошлое и будущее. И, узнав все это, пройдя вместе с автором и его героями войну, читатели Симонова сами стали богаче, ярче, содержательнее, и главное — они уже навсегда в чем-то стали Серпилиными и Синцовыми, а значит, активными, неутомимыми, яростными, убежденными, боевыми антифашистами.
Показав в Синцове и Серпилине, в огромной солдатской массе все то, что противостояло фашизму, все то, что было лучшего, самого светлого в нашем народе, Симонов раскрыл тему фашизма и с другой ее стороны — со стороны того нравственного, морального зла, которое принесли фашисты на нашу землю. И вот именно в этой связи, в теснейшей связи с темой нашествия, начинают читаться в романе такие фигуры, как дезертир Баранов, как бюрократ Люсин, как военные чиновники, разоружающие людей, только что вышедших из окружения, как старший лейтенант Крутиков, не верящий людям, считающий всех подлецами и предателями. Если вчера еще душевная трусость Люсина могла быть его личным делом, сегодня она может стоить чести, жизни и доброго имени коммунисту Синцову. И если казенщина, мертвый бюрократизм могли быть вчера досадной помехой в труде, сегодня они уже стоят жизней десятков и сотен замечательных людей, которым сначала не поверили, а затем безоружными кинули под немецкие танки. И все это открывает война, она меняет смысл и стоимость обычных ценностей, она, «дробя стекло, кует булат», и не случайно именно эти пушкинские слова стоят эпиграфом к повести Симонова «Дни и ночи».