А рядом с жизнью отца, рядом с жизнью молодой Красной Армии, в ней рожденная, выросшая и закаленная, шла, уже рано ставшая самостоятельной, трудовая, рабочая жизнь юноши Симонова. В 1930 году — ФЗУ металлистов, учеба и работа на заводе «Универсаль», и 1931 году — ФЗУ точной механики и работа на авиационном заводе, а потом — токарь в механической мастерской «Межрабпомфильм», а потом — токарь-механик на студии «Мосфильм». Так шли два плана, два пласта жизни — армия и первые рабочие дни, армия, где семья, детство, примеры мужества и благородства, и новые рабочие отношения, прикосновение к труду и жизни рабочего класса. В писателе Симонове эти два плана, два пласта жизни соединились. От армии, его воспитавшей, он навсегда взял крепкую военную, армейскую закваску, постоянную готовность считаться мобилизованным. От рабочего своего быта — умение неустанно трудиться, удивительную даже для наших неунывающих журналистов трудоспособность. Глубочайшее уважение к людям армии, к семьям ее командиров, не знающих покоя и знающих счастье, выразит Симонов много позднее, в одной из своих поэм — «Иван да Марья». Это не лучшая его поэма, она длинна, излишне сюжетно подробна, дидактична, но вспомнить ее важно потому, что в ней горячо и искренне высказались многие любимые авторские мотивы. Здесь и уважение к людям армии, и преклонение перед их подругами, разделяющими с ними все тяготы воинской жизни. И еще что важно нам в этой поэме — живое ощущение автором славных боевых, революционных традиций. Гражданская война и война Отечественная, две эти тягчайшие страды в жизни народа, взяты Симоновым в единой связи, в едином движении, как наиболее полное, наиболее выразительное раскрытие характеров и дарований его любимых героев, военных по профессии, по призванию, по благородству души. В Великой Отечественной войне сражаются сыновья тех, кто отстоял страну в годы гражданской войны, и поэтому неразрывно связаны поколения, поэтому неразрывна традиция жизни, борьбы, поэзии.
Итак, еще до прихода в 1934 году в Литературный институт имени Горького все начала творчества Симонова были уже определены средой, воспитанием, влиянием и личностью отца — красного командира, живым дыханием недавнего героического прошлого. Да и не успев еще поступить в институт, когда молодые люди только начинают ощущать радостное чувство пристани и покоя после долгого и тревожного пути раздумий, экзаменов и сомнений, Симонов уже съездил на Беломорстрой по командировке Гослитиздата, как рабочий-поэт. Его личность, его намерения, его привязанности, его образ жизни и образ мышления сказывались сразу же, во всем, определенно, решительно и точно. И первые поэмы Симонова, написанные им либо на институтской скамье, либо сразу же по окончании института,— «Ледовое побоище», «Суворов», «Победитель», «Мурманские дневники», и такие ранние стихи, как «Старик», «Поручик», — уже начало, первые заготовки, старт перед всем творчеством Симонова, трамплин и для повести «Дни и ночи», и для пьесы «Русские люди», и для романа «Живые и мертвые». Вот они все — Симонов, Алигер, Долматовский, Недогонов — в Литературном институте, спорят, радуются успехам друг друга, ездят на первые публичные выступления, пробуют свои силы, осторожно, исподволь, немного разбрасываясь, иногда не сразу находя себя и свой поэтический голос. И помнят они, помнит рассказывающая об этом Маргарита Алигор, как много, не останавливаясь, упорно, каждодневно писал Симонов, как читал он им длннные-длинные, иногда вовсе и не удачные, иногда хрестоматийно-скучные, но всегда приподнято-героические, всегда о сильных и мужественных людях, воинах и победителях, свои поэмы. Александр Невский и Суворов, Амундсен и Николай Островский, герои «Челюскинианы» и отважные папанинцы — вот герои ранних поэм Симонова, вот любимые его характеры, вот атмосфера, воздух, жизнь, ткань, существо, проблематика, дыхание будущих его произведений. «Самыми любимыми героями моих детских лет были Суворов и Амундсен. …Работая над книжкой стихов,— говорит Симонов,— уже не первой по счету, но первой, после которой я почувствовал, что, кажется, буду всю жизнь писать стихи, пытался создать в этой книжке образы людей, не знающих покоя и до смертельного часа не останавливающихся на достигнутом…» [7]. Стоит только прочитать ранние поэмы и стихотворения Симонова, чтобы понять, как тесно были они связаны с временем, как точно выражали популярную тогда мысль о возможности «сверхчеловека» менять и переделывать Историю. Герои этих стихов и поэм Симонова, такие, как, например, Александр Невский или Суворов, в чем-то тоже показаны как сверхлюди, как высящиеся над толпой полубоги. Но в то же время, как это бывает иногда с настоящими писателями, которые начинают почему-либо писать в русле ложных соображений, сила реальной действительности, сама логика искусства побеждают сконструированную идею, выводят на первый план жизненную основу произведения. И тогда личные писательские вкусы очищаются от случайных совпадений с неверными взглядами, приобретают значение объективности и пробиваются к подлинной народности. Тяга Симонова к крупным героическим характерам, к романтическим страницам русской истории была глубоко индивидуальным, самобытным пристрастием писателя. И победила эта симоновская индивидуальность, его настоящая человеческая, а не былинно-картинная любовь к своим героям, к своей теме.