– Конечно же не спущу, – пообещал Остин. – Поговорю с ним завтра… ну то есть в понедельник… и все улажу. Не волнуйся. Если он начнет юлить, тогда я, конечно, поставлю в известность полицию. Но сейчас у нас реально слишком хлипкие предпосылки…
– Хлипкие? Он украл один из моих антикварных шариков. Заменил какой-то стремной порнушной новоделкой. Называй как хочешь, а по-моему, это преступление. Если не станешь звонить в полицию сам, я сделаю это.
– Я поговорю с ним, – твердо сказал Мэтьюз.
– Я хочу свой шар назад!
– Я его верну.
– Да уж, постарайся!
– И постараюсь, – сказал Мэтьюз, – но прямо сейчас мне нужно в туалет.
С такой отмазкой поди поспорь.
Он снова пошел по коридору. Ему не понравилось, что Патов снова появился у него дома, хотя он ему это специально запретил. Консультант не уважал его. Мэтьюз задумался: а не в этом ли и смысл этих визитов – выказать бесстрашное, сумасбродное непочтение?
Как быть, если ситуация повторится?
Он не знал, но от одной мысли об этом у него потели ладони. И Остин подумал, что ему лучше противостоять этому человеку, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля.
Утром в понедельник Мэтьюз велел секретарше Диане пригласить Регуса Патова к нему в офис; он хотел поговорить с консультантом начистоту.
С тех пор как он проснулся, он думал о том, что собирается сказать, прокручивая в уме деликатный вопрос: спросить, не украл ли мистер Патов снежный шар бедной Рэйчел и не подмахнул ли его другим, крайне специфическим? Трудно было обвинить кого-то в воровстве, столкнувшись лицом к лицу.
Особенно кого-то вроде Патова.
Хоть Остин и отмахивался от обвинений Рэйчел, он был уверен: она права на все сто процентов относительно того, что произошло. Какое еще может быть объяснение?
Хотя зачем Регусу так мелко пакостить?
И где он взял этот мерзкий шар на замену?
Откуда он вообще узнал, что Рэйчел коллекционирует эти сувениры?
Ситуация отчетливо попахивала абсурдом.
Мэтьюз взял с собой на работу сувенир, завернув его в непрозрачный пакет, а теперь вынул и поставил перед собой на стол. Маленькие фигурки прямо перед ним делали что-то настолько неестественное и отвратительное, что он не мог смотреть на это и с гримасой повернул предмет на пол-оборота вправо, пока не увидел хотя бы знакомое ему извращение.
– О, да вы, я смотрю, ценитель…
Мэтьюз поднял голову и увидел Патова, стоящего в дверях. Если Диана и объявила о его прибытии, гендиректор этого не услышал. Сделав вид, что ничуть не удивлен, Мэтьюз пригласил консультанта в кабинет. Патов улыбнулся, но холодно и отстраненно – ни тебе дружелюбия, ни даже веселости. Это была расчетливая манера, и ее он носил, как и свой вызывающий и вездесущий галстук-бабочку, контрастирующий с переливчатой сединой его коротко стриженных волос. Рэйчел была права: этот тип прямо-таки излучал какую-то скверну. Мэтьюз был рад, что дверь открыта, потому что ему было некомфортно оставаться наедине с консультантом в комнате.
Но почему?
Потому что терялся КОНТРОЛЬ.
Хотя он был соучредителем этой компании, был ее главой с самого начала, превратил ее из стартапа из двух человек в крупную корпорацию, он никогда не чувствовал себя менее ответственным за «КомПрод», чем когда Патов маячил неподалеку.
Незваный гость уселся в кресло перед столом Мэтьюза.
– Я не ценитель подобного, уверяю вас, – сказал Остин, указывая на шар. – И нам с супругой очень не понравилось, что вы принесли эту вещь в наш дом. Более того, моя жена требует, чтобы вы забрали это себе и вернули то, что взяли.
Фальшивая улыбка осталась на месте, словно посаженная на клей.
– Боюсь, я не понимаю, о чем речь.
– Боюсь, понимаете. – Пришло время действовать жестко. – Моя жена собирает эти снежные шарики. И после вашего ухода в пятницу один из них пропал. Зато появился вот этот. – Остин вдруг ощутил, как по хребтине прополз холодок. Он нервничал. – Моя жена оказала вам любезность, пригласила в дом… и это после того, как я ясно намекнул, что не хочу вас там видеть… и вот чем ты ей отплатил, недоносок? Украл ее антикварную вещь – и заменил вот… вот этим!..
– Мистер Мэтьюз. – Консультант воздел очи горе. – Сделаем вид, что я не услышал, как вы только что назвали меня, вашего добросердечного партнера, «недоноском». Хотя уже это серьезный маркер неуважительного отношения. Итак, еще раз – я ничего у вашей жены не крал. И никогда раньше не видел эту вещицу. Поверьте и вы, мне все эти фетиши, знаете ли… неинтересны. – Улыбка, померкнув ненадолго, растеклась по лицу Патова как ни в чем не бывало. – Самое сильное удовлетворение в жизни мне доставляет моя работа. Добросовестный труд – вот мой фетиш, мистер Мэтьюз.