Я послушно повиновалась и дала ему просунуть руку в расстегнутые штаны, зарывая кончики пальцев под невесомое белье. Подумав еще немного, скинула куртку и накрыла нас ею.
Под паркой было тепло, но холод все равно проникал между нашими телами, и я прижалась спиной к Олаву так плотно, что ощутила ягодицами восставший член. Он потерся об меня, глубоко вдыхая запах волос и прошептал.
— Я так хотел тебя с самого первого взгляда и вот, получил, но почему у меня ощущение, что ты не моя.
— Почему ты был так жесток со мной? Ты мог поговорить и объяснить. Ты нравился мне тоже, и все могло быть не так… принудительно.
— Я знал, что он глаз не сводит с камеры. Ты была жертвой, он палачом, а я должен был стать спасителем. В таких отношениях их всегда трое, и Энгус слишком часто разыгрывал роль палача, он измывался мастерски. Психологически давил, ломал, превращал девчонок в бесчувственные куски плоти. Он мог запереть тебя в клетке и совать под каждого в медикаментозном сне. Думаю, это он и собирался сделать, накачать тебя наркотиком флунитразепамом. Я подумал, что если я войду палачом в эту комнату, то смогу вынудить его стать твоим спасителем. И тогда он не станет унижать, а предложит тебе променять меня на лучшие условия, это он и сделал. Ты стала для него ценностью, которую попирает другой. И он безучастно наслаждался зрелищем. Если бы я был нежен, то все сложилось бы куда хуже.
— Ты мне сделал больно, — я прижала кулачки к губам, стараясь не заплакать от выяснения отношений, как я всегда делала с детства. — Обещай, что больше никогда…
— Ударить тебя было самым тяжелым решением последних лет. Я готов отрубить себе руку. Поверь мне, этого не повторится никогда. — Он прижал меня к себе крепко-накрепко и носом зарылся в шею.
— Боже, ты, наверное, голоден? Я же ела в самолете, а ты когда?
— Уже несколько дней не ел, но дотерплю до холодильника.
— Знаешь, меня еще никто никогда не кусал во время примирительного секса в машине.
— А вдруг это навредит ребенку?
— Я потеряла литр крови, когда меня проткнуло решеткой, а тут полстакана. Я хорошо поем потом.
— Ты серьезно сейчас уговариваешь меня питаться тобой и трахать в багажнике промерзающей тачки?
— Ну… да.
— Эм… а примирительный минет в машине у тебя когда-нибудь был?
— Это точно навредит ребенку!
— Каким образом?!
— Знаешь, я передумала, давай спать.
— Это я и хотел услышать. — Усмехнулся он, — Только как мне теперь заснуть, а, проблема?
* * *
Рудольф назначил Олава мейстером Красной горы, оставив письмо и завещание в своем кабинете накануне суда.
Сюрпризом для нас это не стало, ведь мы уже знали, что возвращаться он не планировал.
Спустя неделю после нашего появления в резервации, нас посетил мейстер Голец, чей визит был Олаву очень полезен во всем, что касалось принятия полномочий главы мейстерии.
От нашего гостя мы так же узнали подробности того, как Руди был схвачен и в тот же день предан суду за кражу имущества и личности убитого им Леонарда Кармайкла. Свидетельские показания Олава о двух дуэлях произошедших с разницей в 70 лет помогли снять с него обвинения в нарушении других законов. Однако, общественное мнение не простило обман на соборе и единогласно потребовало заключить его в темницу на тот же срок, что и Энгуса.
А это значит, что через две сотни лет, их выкопают из земли с разницей в один день.
Уже покидая резервацию, судья воспользовался минуткой, когда Олав отдавал распоряжения на воротах, и наедине рассказал мне о последних словах Энгуса перед тем, как его опустили в ящик. Он будет искать меня и ребенка.
— Дантес тоже слышал их. Я думаю, во избежание поспешных решений в состоянии аффекта, вашему супругу это знать пока необязательно. У вас есть двести лет, чтобы его подготовить. Но я знаю Энгуса, он всегда добивается своего. Я вас предупредил.
Мы официально попрощались и на много месяцев забыли о нем. Пока однажды он не прислал подарок. Коллекционный экземпляр книги Бэмби. Внутри была записка: «Один заключенный бежал. Свяжитесь со мной.»