Если закрыть глаза достаточно плотно, можно представить, что это всё сон. Скоро мама откроет дверь, а на кухне будет пахнуть блинчиками и... Малиновый джем. Она представила его вкус так ясно, что сглотнула. Галлюцинации — отличный способ пережить кошмар.
Её бы так и засосало в эту сладкую, липкую ложь, если бы не крик. Настоящий, человеческий крик, пронзивший тишину, как нож. Она дёрнулась, и затылок с глухим стуком встретился с днищем кровати. Боль пронзила череп, острая и ясная.
— Дэнни! — её собственный голосок прозвучал хрипло и неузнаваемо. Она поползла, поспешно выбираясь из своего убежищя и подбегая к двери.
Рука потянулась к ручке сама собой. Пальцы коснулись холодного металла. Один поворот. Один маленький поворот — и там будет либо спасение, либо подтверждение всего кошмара. Её грудь сжало так, что перехватило дыхание. Она замерла.
Всхлипнув — больше от бессилия, чем от страха, — малышка надавила на ручку. Дверь подалась, но тут же упёрлась во что-то мягкое и неподатливое. Всего пару сантиметров. Щель, через которую виден был только клочок коридора и что-то тёмное, лежащее на полу.
Она упёрлась плечом в дверь и навалилась всем своим крошечным весом. Послышался влажный, неприятный шорох, и преграда слегка поддалась. Проём стал чуть шире. Достаточно, чтобы протиснуться. Или чтобы увидеть чуть больше.
Девочка втянула в себя воздух — он пах пылью и чем-то чужим, сладковато-металлическим — и попыталась протиснуться. В этот момент что-то схватило её сзади за подол! Она взвизгнула, забилась, сердце прыгнуло в горло. Это было ОНО! Оно ждало! В слепой панике она дёрнулась, и раздался резкий звук рвущейся ткани. Это была всего лишь её ночнушка, зацепившаяся за ручку. Не монстр. Просто ткань. От осознания этого стало не смешно, а как-то особенно одиноко и страшно.
Следующий рывок вышиб её из проёма, и она рухнула на пол. Не на твёрдый, чистый пол, а во что-то вязкое, тёплое и липкое. Коленки и ладони погрузились в это с тихим хлюпом. В нос ударил запах. Тот самый. Медный, тяжёлый, знакомый до тошноты. Запах крови.
Она не хотела смотреть. Малышка зажмурилась так сильно, что в глазах замелькали искры. Но тело уже знало. Оно дрожало мелкой, предательской дрожью. Медленно, будто против своей воли, она подняла руки. Сквозь слёзы и пелену ужаса она увидела их. Ладони, залитые тёмно-красным, липким. Это был не сок. Не краска. Это была… она. Крик вырвался из её горла сам собой, пронзительный, нечеловеческий, наполненный таким ужасом, от которого кровь стыла даже в жилах.
— Вирджиния!
Чьи-то руки впились ей в плечи и трясли с такой силой, что зубы стучали друг о друга. Перед малышкой мелькало бледное лицо с растрёпанными светлыми волосами и глазами, в которых читался её собственный ужас.
— Вирджиния, хватит! — но она не могла остановиться. Кричала, пока в лёгких не осталось воздуха, пока голос не превратился в беззвучный хрип.
— Вирджиния. Вирджиния, проснись.
Голос был ровным, металлическим и таким невыносимо спокойным рядом с этим кошмаром. Я рванулась вверх, как на пружине, схватившись за горло. Оно болело так, будто я глотала битое стекло.
— Я... кричала? — выдавила я хриплый шёпот.
— Ты издавала нечленораздельные звуки и била ногами по матрасу, — сообщил Сэм. — Это был кошмар? Я могу изучить твои показатели? В научных целях, конечно же.
— С каких пор ты подался в науку? — буркнула я, потянувшись к тумбочке, где тут же вспыхнул циферблат часов. — Четыре утра. Чёрт побери. Четыре утра, Сэм. Человечество должно быть в отключке в это время.
Хотелось застонать от негодования и рухнуть обратно на постель, но тревога, засевшая в груди после кошмара, вряд ли станет хорошим спутником моего сна.
— Сэми, который сейчас час у ба?
— Семь утра по часовому поясу. Желаешь нарушить её утренний ритуал с кофе и ворчанием на телевизор?
— Да, будь добр, соедини нас, — моя рука прошлась по растрёпанным влажным волосам, — только без видео.
После нескольких гудков послышалось шуршание и знакомый, хрипловатый голос:
— Вив? Это ты, вишенка?
— Привет, ба! — моё лицо само собой расплылось в улыбке. — Всё в порядке? Небо не падает?