Но бином, конечно, случай крайний. Более популярны вопросы типа: «Почему не падает самолет?», «Кто изобрел сковородку?», «Почему чулок называется чулком?» и, само собой, «Откуда берутся дети, эти самые вопросы задающие?». И что же? Пасуем, господа и дамы! Ох, как же часто мы обнаруживаем свою беспомощность перед лицом подрастающего поколения!
Зато застать нас врасплох, спросив о том, чего нет и быть не может, не удастся! Что касается всякой небывальщины, то все мы — ходячие энциклопедии. Кто разбудил Белоснежку? Как фамилия медвежонка Винни? И это еще цветочки! Попробуйте спросить о том, чего ни в одной сказке, ни в какой книжке не написано. Какой длины копье у Ланцелота? Где у Робина Гуда родинки? Чем болел в детстве Карлсон? Ответ будет дан мгновенно! И знаете, что интересно? Он, ответ, не будет придуман, но родится как бы сам по себе. Родится легко и естественно, без творческого поиска и мук, так, словно мы всю жизнь это знали и не придумали экспромтом, а именно вспомнили. Вот я, и говорю, что по части иррациональности все мы как минимум академики.
К чему я завел этот разговор? Ах да, к букету.
Так вот, Ольга была тронута. Главным образом не самими цветами, а тем, как они были преподнесены. Ее прежние дружки-ухажеры предпочитали не появляться в ее обществе далее порога спальни, а этот чудаковатый парень произвел свой эффектный жест, ничуть не смущаясь присутствием трех дюжин свидетелей, которых правильнее назвать зрителями. Ольга была тронута.
Объяснить очевидное — что хотел выразить своим поступком Роберт — она не могла. И, хотя она точно знала, что парень в кожаной жилетке ни капли не похож на ее принца, девушка прониклась к нему симпатией.
То обстоятельство, что юноша с первого же дня стал объектом для насмешек и подковырок сослуживцев, не смутило ее и не заставило переменить своего отношения к нему. Оля Талльская искренне и от всего сердца жалела Роберта и сочувствовала ему. Она даже пыталась повлиять на наиболее близких своих знакомых и подруг, обращая их внимание на то, как Мастерков доброжелателен ко всем, внимателен, вежлив, в конце концов.
И в самом деле, менеджер Роберт Мастерков отличался от сослуживцев, как говорили в прежние времена, кротостью нрава. Если кто-то обращался к нему — не важно, по работе или просто так, — Роберт тотчас бросал все свои дела, непременно вставал и замирал в позе, исполненной почтения и внимания к собеседнику. Обязательная улыбка, о чем бы ни шла речь. Мастерков никогда не перебивал, выслушивал подошедшего до конца, а отвечая, начинал с фразы вроде «Вы совершенно правы!» или «Какая удачная мысль!».
Подобная нарочитая вежливость выглядела бутафорски и многих раздражала. Но кто-то относился к такой концентрированной вежливости вполне лояльно. Наверняка были и такие, кто в душе млел от восторгов и похвал в свой адрес. Доброе слово, говорят, вызывает положительные эмоции даже у четвероногих млекопитающих вроде кошки домашней.
Спустя пару недель кое-кто из явных недоброжелателей Роберта начал замечать, что тешащие честолюбие сослуживцев высказывания не расточаются им направо и налево. Отнюдь. Хотя ласковое слово у менеджера Мастеркова находилось для всех и для каждого, но наибольшее внимание он неизменно оказывал тем, кто стоял чуть выше в иерархии фирмы. Он не уставал расхваливать аляпистые галстуки начальника сервисной службы, больше всех сокрушался, когда главбух помял крыло своего «опеля», при всякой встрече высказывал начальнику рекламного отдела свое восхищение по поводу оформления рекламных стендов на Садовом кольце, замечал и приветствовал любое изменение в туалете Ольги Талльской. Он единственный, кто поддержал — чуть ли не зааплодировал! — распоряжение о введении дежурств по субботам: один из менеджеров должен сидеть в офисе в выходной и отвечать на звонки идиотов, не способных прочитать график работы «Конторы».
Обращал на себя внимание еще один интересный штрих. Роберт Мастерков практически не менял одежды. То есть белье-то он, наверное, менял, но что касается кожаной жилетки, вьетнамского галстука, неглаженых брюк, кроссовок — все это оставалось неприкосновенно в течение неопределенно долгого срока. Разумеется, острословы тотчас высказали сомнения по поводу того, раздевается ли их коллега, ложась спать.