Спускаться вниз пришлось очень долго — пролётов двадцать. Хоть мы и делали пару остановок, руки в конце спуска уже отваливались, а бате ворчал: дескать, знал бы, что так далеко, залетел бы со стороны въездов и сел поближе. И вообще — взял бы гравитележку. Ильич нёс больше всех груза — ковёр, какую-то тумбочку и пару мешков и шёл молча, в такие моменты мне казалось, что на его металлической морде выражение слегка насмешливое, даже злорадное — мол, я же говорил!
Потом мы спустились вниз и долго обходили здоровый, ржавеющий на стапелях эсминец. В длину он был метров триста, в высоту — сорок, не меньше. В куче мусора и металлических листов под колёсными тележками я увидел две пару глаз, сверкнувших из темноты — какие-то мелкие хищники свили себе там гнездо.
Наконец, мы вышли на внутреннюю «улицу», шедшую вдоль всего комплекса и прошагали ещё два отсека — каждый в сотню метров шириной. И тут я впервые увидел его — гипотраулер «Молотов». Он возвышался в эллинге ржавым угловатым утюгом, окружённый парой строительных лесов. Пара рабочих и тройка роботов что-то неторопливо красили и шумели инструментами. Затем один из мужиков — огромный, в чёрном строительном халате, помахал нам рукой, немного неуклюже спрыгнул вниз, подбежал и вытянулся по стойке смирно.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — улыбнулась бородатая физиономия.
Он показался мне добродушным пиратом.
— Вольно, лучше вон возьми у хлопца груз, — сказал батя. — Это сын мой. Думаю его через пару лет юнгой взять.
Он подхватил у меня табуретки — одной рукой, удерживая за пару ножек.
— Спасибо, блин, — сказал я и принялся разминать затёкшие конечности.
— Ага! Арсен меня звать! — он протянул мне свободную руку.
Моя ладонь, и без того измученная долгим переносом тяжести, скрючилась и захрустела от его рукопожатия. Я стиснул зубы и выдержал — у меня аж пот проступил на лбу. В этот момент одна из старых табуреток, не выдержав крепкой ладони старпома, треснула у основания ножки, развалилась и упала на пол.
— И всё же, расквитаюсь! — сказал Арсен, прошёл мимо меня и подошёл к стеллажу, достал потрёпанную коробку с древней игрушкой. — Помнишь, как я тебе перед погрузкой продул? Давай в «Капиталисты-камикадзе»!
Да уж, у Арсена всегда было своеобразное чувство юмора. Я усмехнулся и кивнул, и на косоногий столик высыпалась колода разноцветных карт.
— Разрешите присоединиться? — предложил робот, но Арсен покачал головой.
— А чего бы нет? — спросил я. — Втроём веселее.
— Знаем мы его, — пробурчал Арсен. — Вечно выигрывает, а потом трудочасы на нужды профсоюза списываются.
— Мы что, на трудочасы опять играть будем? — вздохнул я. — Я думал — на печенье, или болтами. Ну, хорошо. До скольки побед?
— Давай до… до семи! И ставим по ноль-одному трудочасу.
Ну, хотя бы не пол-трудочаса — и то хорошо. Ноль-один трудочас был примерно стоимости стакана чая в орбитальной столовке.
Игра была простой. На большинстве карт были нарисованы предприятия и пузатые капиталисты, нужно было набрать по шесть карт в руку и скидывать или того же числа, или той же категории. Если нечего кидать — берёшь карту. Если замешкаешься дольше чем на три секунды — берёшь две. Выигрывал же тот, кто «взорвался», то есть обанкротился быстрее.
В первой «катке» карты пришли не очень удачные.
— Шесть макаронных мануфактур! — начал Арсен.
— Пять макаронных мануфактур!
— Пять грабительских банков!
Я хмыкнул — не было ни грабительских банков, ни чего ещё с цифрой «пять», пришлось взять карту.
— Пять рабских банановых плантаций!
— Одна рабская банановая плантация, — кинул я.
Арсен хитро прищурился.
— Капиталист-камикадзе! — рявкнул он и врезал ладонью с картой по столу.
Это была специальная карта. Тот, кто хлопнет по столу последним — должен будет брать три карты. Много копить карт в руке было плохо, но пришли неплохие, в том числе две специальных — «картельный сговор» и «спекулянт-казнокрад», их я решил приберечь напотом.
— Три плантации, — Арсен приземлил карту на столик, пододвинув мизинцем расползающуюся колоду.
— Четыре плантации, — кивнул я.
— Четыре чернильных заводика!
Я молча положил в ответ «картельного сговора», подходящего по цвету. На карте было нарисовано три карикатурных мужичка в имперских ливреях, заговорщически прикладывающих палец ко рту — после такой карты полагалось три круга молчать. Обычно Арсен в этих случаях попадался и что-нибудь говорил, но тут не попался. Кивнул и молча взял карту. Я ответил семью чернильными заводиками и приготовился уже следующим ходом скинуть «спекулянта-казнокрада», чтобы отдать две карты в руку сопернику. Но Арсен снова хлопнул ладонью по столу, оставшись всего с двумя картами, а я распрощался с надеждой выиграть этот раунд.