Последовала долгая пауза. Хрупкая надежда на то, что слова Бранки мелькнули во мне, грозила угаснуть, и все это время моя душа тряслась, как лист на ветру. Не было смысла это отрицать. Я хотела его. Я всегда хотела его. С того момента, как он ворвался в мою спальню в мой восемнадцатый день рождения.
— Я не изменял тебе. Простое заявление. Искренность в его глазах. Честность в тоне его голоса.
Я мог бы в это поверить, если бы не увидел это своими глазами. Это было самое убедительное доказательство. Даже если бы я по своему забвению и глупости хотел ему поверить, я не мог забыть увиденного.
— Я видел тебя, Алессандро. Мой тон был отстраненным. Усталый. Повредить. Но проблеск надежды не угасал. «Оба раза. И эти слова…
Он замолчал. Боль, отразившаяся на его лице, пронзила мое сердце. И его уже повредил тот самый человек, который стоял передо мной, борясь со своими шрамами – видимыми и невидимыми. Я знал, что они у него есть. Я почувствовал их на собственном опыте.
Я повернулась, чтобы уйти, когда пальцы Алессио обхватили мое запястье, удерживая меня.
— Я собираюсь рассказать тебе одну историю, — горько сказал он, его взгляд наполнился чем-то мрачным и сардоническим. «Это некрасиво».
Его левая ладонь, грубая и большая, обхватила мою щеку, и печаль наполнила его серый взгляд. Это было все равно, что смотреть на темнеющее небо, когда вот-вот разразится буря. Мне не нравилось видеть боль на его лице, но я знал, что мы не сможем пройти мимо того, что произошло четыре года назад. Нет, если он не объяснит — хотя я даже не мог понять, что может оправдать измену.
«Моя мать была молода, когда вышла замуж за моего отца». Горечь наполнила его голос, кружась вокруг нас, словно старые призраки, таящиеся в его глазах. Преследуя его. «Она уже была беременна. С ребенком от другого мужчины. Я затаил дыхание, ожидая. Непонятно, куда пойдет эта история. «Сенатор Джордж Эшфорд — мой биологический отец. Конечно, он тогда не был сенатором. Он был амбициозным придурком, готовым уничтожить кого угодно и что угодно, пока поднимался по лестнице. Даже невинная, наивная молодая женщина».
У меня вырвался резкий вздох. Я даже не заметил, как опустился на стул. Он подошел к противоположной стороне стола. Как будто ему нужно было отдалиться от меня. Большая кухня казалась слишком большой и в то же время слишком маленькой.
Алессио вздохнул, в его глазах мелькнуло сожаление. Он уже пожалел, что поделился со мной этой историей, и в моих легких нарастала неуверенность. Но я все еще оставался и ждал. Надеясь на чудо. Или, может быть, ради чего-то, что излечило бы меня от этой потребности в нем.
«Во всяком случае, он отказался жениться на ней или признать ее ребенка. Мне. Поэтому ее родители изо всех сил пытались выдать ее замуж. Человеку, который меня воспитал». Ненависть в его голосе не ускользнула от меня. Вот только я не мог сказать, было ли оно направлено против его биологического отца или человека, который его воспитал. Возможно оба. «Ублюдок, который меня вырастил, отец Бранки, был ублюдком-садистом. Он избил мою мать за то, что она отдала девственность кому-то другому. Он избил меня за то, что я не его сын. Он избил Мию и Бранку за то, что они были девочками, а не мальчиками, которых он хотел. Его любимым развлечением было тушение сигарет на мне, на них. Но его ненависть ко мне была глубже, чем у большинства других».
Неуверенность текла по моим венам. Я знал, что его отец был садистом, но у меня было такое чувство, которое даже не касалось поверхности.
«Мне было около тринадцати, когда избиения моего отца переросли в нечто худшее». Я проглотил комок в горле, когда во мне рос страх. «Он торговал женщинами. Настолько молодым, насколько он мог их получить. И он любил их ломать». В моей груди похолодело, когда внутри меня закипел ужас и страх. «В первый раз, когда я осмелился противостоять ему, он накачал меня наркотиками. Рогипнол и Виагра. На следующее утро я проснулся голым с девушкой, избитой до синяков, с окровавленными бедрами».
Ужас раздулся в моей груди. Задняя часть моих глаз горела. Глаза Алессио вспыхнули презрением. «Не жалей меня».
Я не мог сказать ни слова, поэтому просто покачал головой. Я не жалел его, но мое сердце болело за мальчика, которому пришлось пережить это. Один.
«Мне потребовалось время, чтобы научиться никогда не пить от отца. Или любой из его людей. Тишина затянулась. Я не осмелился спросить его, сколько времени прошло . «В этом мире много таких мужчин, Отэм. Поэтому я пообещал себе, что стану сильнее, могущественнее и безжалостнее, чем он. В конце концов, я положил конец его торговле, но нет ничего, что могло бы освободить меня от этих грехов. Этих женщин, девственниц, я даже не могу вспомнить».