«Тупая сука чуть меня не угробила своей дикарской медициной. И это она называет помощью? Теперь рана точно воспалится.»
— Зачем было резать? Нельзя было просто отсосать яд? — С глубоким вздохом спросил он, и обессилено опустив руки на колени уставился на стену пещеры.
На лице внимательно наблюдающей за эволюциями барона великанши появилась гримаса удивления.
— Южанин, ты что, совсем дурной? Начни я высасывать эту дрянь, сама бы отравилась. — Обиженно буркнув великанша поерзала в грязи и привалившись к осыпающейся стене пещеры громко шмыгнула носом. — Яд нельзя сосать, так только дураки делают. Надо резать и спускать кровь. Не бойся. Ты выживешь. Вода вымыла большую часть отравы.
«Все это последняя капля. Гнать ее в зашей. Нет, сначала отхлестать проволокой, засыпать раны солью перебить ноги, а потом пусть ползет на все четыре стороны.»
— Если еще раз попробуешь меня оскорбить, я прикажу запороть тебя до смерти. И тебе не поможет ни Гаррис ни твой дружок с самострелом. Надеюсь, ты меня поняла? — Август постарался сделать так, чтобы его голос звучал твердо, строго, и безразлично. Так как он всегда разговаривал с подчиненными и слугами. Обычно это срабатывало. Обычно, но не сейчас.
Великанша моргнула. Раз, другой третий.
— Дерьмовая шутка, барон. — Буркнула она, наконец.
«Ты действительно ведешь себя как последний дурак»
— Я не шутил. — Попытался придать своему лицу приличествующий человеку его происхождения независимый, уверенный и отстраненный вид цу Вернстром.
В норе воцарилась долгая, прерываемая лишь звуком капающей с потолка влаги, тишина.
— Знаю. — Наконец произнесла великанша, мускулистые плечи воительницы на мгновение пришли в движение. — Я тебе не нравлюсь. С первого взгляда не понравилась. И ты захотел показать мне мое место. Показать что ты лучше меня. Сделать, так, чтобы я вспомнила, что у тебя много золота, земли, трелей и людей с мечами. Что ты ярл, кнес[5], а я изгой и у меня нет клана который меня защитит. Что я северная дикарка а ты купающийся в роскоши южанин. Что, такие как ты, могут обращаться со мной как с безродным треллем. Ллейдер мне объяснил. У вас, имперцев, это называется су-бор-ди-на-ци-я и должный порядок вещей. Что разрешено человеку, запрещено скотине. Что я должна при любом удобном случае вылизывать тебе твои вонючие пятки. И еще благодарить тебя за это. — Зло сплюнув великанша рассеянно поскребла расчерченный мышцами, покрытый потеками грязи, живот обломанными ногтями. — Только сейчас у все по другому, барон. Сейчас у тебя нет ни золота, ни моей клятвы, ни людей с мечами. Есть только твоя спесь и я, та, что вытащила тебя из реки и обработала твои раны.
«Бесы, как же все могло сложиться… так. Так чудовищно неправильно. Так беззаконно неверно. Так… несправедливо».
В пещере воцарилась прерываемая лишь приглушенным плеском воды тишина. Воздух буквально зазвенел от напряжения и цу Вернстром ощутил, что должен что-то сказать. Прямо сейчас. Иначе… Что случится иначе, Август не представлял, но интуиция и здравый смысл подсказывали, что он не в том положении, чтобы ссорится с единственной в пределах видимости союзницей. Только не сейчас. Возможно позже, когда они вернутся в замок, он действительно велит выдать ей пару десятков ударов плетью, но в данный момент…«Даже если его единственная союзница мерзкое отродье северных земель, настоящий владетель будет пользоваться тем, что у него есть».
— Почему ты сбросила меня в реку? — Собравшись с силами выдохнул Август первое, что пришло ему в голову.
— У нас не было времени спорить, барон. — Вновь поведя плечами, дикарка неожиданно подавшись вперед наклонилась к нему так близко что ее горячее дыхание обдало ему шею. — Ты странный. Вы все южане странные. Почему от тебя пахнет цветочным маслом? Как от женщин в городе? Ты очень долго пробыл в реке, а все равно пахнет.
«Бесы, как же это отвратительно. Даже сидеть так близко от нее. Даже хуже чем войти в свинарник и нырнуть в дерьмо».
В груди барона снова плеснула волна бессильного гнева. В других обстоятельствах Август счел бы такое поведение непростительным, компрометирующим, бесстыдным. Больше всего ему сейчас хотелось повесить наглую девку на столбе, приказать пороть ее до тех пор, пока ее шкура не отделится от мяса, а потом облить уксусом, вырвать ей ее длинный язык, выжечь наглые глазенки, но сейчас… Сейчас у него просто не было выбора. И сил.