— Сказки. — Чуть слышно буркнул себе под нос Брюмир. — Брехня это все.
— Я сказала, а ты услышал. — Безразлично пожала плечами великанша.
— Еще что-нибудь? — Снисходительно проронил Август. Лицо цу Вернстрома буквально излучало скепсис. Судя по улыбкам воинов большинство людей в отряде полностью разделяли сомнения барона.
— Если в гнездо идти придется… Их лучше всего на заре или на закате брать. Сначала выследить логово, перекрыть все отнорки, а потом идти внутрь и резать. — Немного подумав буркнула Сив. — Сон на них как покуда солнце горизонта касается нападает. Мне один… знакомый говорил что это не сон… а ступе… сутпрп… — Дикарка на миг замешкалась. — Сту-пор, вот. Они с дня на ночь… перекидываются как бы… Даже если проснуться, будут вялыми как осенние мухи. И еще в каждом выводке есть как минимум пара гренделей. И обязательно шаман.
— Грендели? — Подался вперед Гаррис. — А это еще кто?
— Не все смешанные мелкие, добрый господин. И не все имеют в жилах толику только человеческой крови. — Вновь вклинился в разговор Ллейдер. — Те, которые рождены от крупного животного или с применением мерзких кровавых ритуалов, немного… отличаются. Две или даже три головы, рога, рост примерно на голову выше, чем у моей славной, но слишком болтливой, компаньонки. Говорят некоторые из них не меньше быка и намного, намного сильнее. В гарманде их называют горными королями, в Ислеве оргами, и свинотаврами а на родине моей подруги гренделями.
— Грендели. Кентавры со свиным телом. Трехрукие великаны. — Понятливо кивнул Алдия. — На бледном лице юноши расцвела загадочная улыбка. Я тебя правильно понял?
— Три руки, это редкость, как и две головы, но некоторые называют их и так, господин маг. — Снова склонился в вихляющемся поклоне Ллейдер. — На губах стрелка зазмеилась кривоватая ухмылка. Как по мне, главное не подпускать этих тварей близко. Болт в башку и все.
— А если нет арбалета? — Вновь подал голос судя по лицу с трудом сдерживающий смех рыжеусый.
— Молись своим богам, чтобы они сделали твои ноги быстрыми. — С обиженным видом буркнула Сив и отойдя от костра села на землю скрестив ноги. — Грендель ударом кулака всадника вместе с лошадью валят. И железный шлем в лепешку плющит. Никакая броня не спасет.
— Брехня. Отмахнулся усач. Не верю я во всех этих фей и единорогов. Их тысячу лет назад всех перебили.
— Дело ваше, доблестный господин. — Хитро прищурившись Ллейдер огладил ложе висящего на плече арбалета, и снова поклонился Августу. — Но как по мне, самое главное в приграничье, не снимать кольчуги даже ночью. Хоть смешанные, хоть пикты просто обожают устраивать засады. Пару залпов из луков по спящему лагерю, прекрасная шутка.
— Верно говоришь. — Буркнул Гаррис и покосился в сторону устало отвалившегося на спинку своего сиденья Августа.
Перехватив взгляд начальника своей гвардии барон чуть заметно покачал головой.
— Спасибо Ллейдер. И тебя тоже, Сив. Это было… познавательно. — Лицо молодого человека буквально излучало раздражение и презрение. — Мне остается только надеяться, что ваши клинки острее ваших языков.
Дружинники дружно захохотали. Пару кантонцев подхватило смех. Алдия чуть заметно дернул щекой и недовольно цокнув языком уставился на догорающий костер немигающим взглядом. Всем своим видом изображающий восхищение шуткой господина Ллейдер согнулся в подобострастном поклоне. Угадать эмоции дикарки было решительно невозможно. Наклонившись вперед северянка не мигая глядела в костер. На дне ярко-голубых будто предгорозовое небо глаз вспыхивали багряные всполохи.
— Сив, нет!
Острый край тяжелого, покрытого рунами, топора с треском врезается в лед. Плечо сводит от острой боли, в спине что-то хрустит и щелкает. В нижней части живота, там, где из плоти торчит потемневшее от крови, обломанное древко стрелы, будто разгорается костер. Но удар все равно выходит хорошим. По скользкой, почти лишенной снега поверхности под ногами расползаются глубокие трещины.
Дзанг! Земля шатается, от поглотившего, сузившийся, до места там, где болит, мир, огня и под ноги девочки падают частые капли, парящего на морозе, застывающего на льду празднично яркими пятнами, багрянца. Руки вновь сжимаются на скользкой от крови рукояти. Еще утром казавшийся легким как пушинка топор — подарок, добродушно пошутившего, что ей следовало бы родится мальчиком, отца, кажется сейчас неподъемным. Сжатые зубы скрипят и крошатся, на губах надуваются кровавые пузыри.