— Если подойдешь ближе, то сможешь полюбоваться, как горят твои ноги. — Весело хмыкнул подошедший к Сив, магут и забросив на плечо арбалет принялся задумчиво жевать свисающую из угла рта травинку. — Тебе действительно так интересно?
— Нет. — Покачала головой, не отрывая завороженного взгляда от огня, северянка. Просто это неправильно. У нас в горах принято провожать мертвых. Это нехорошо, когда никто не провожает на ту сторону. Не хочу, чтобы их души говорили, что я проявляла неуважение.
Ллейдер заложил руки за спину и принялся раскачиваться из стороны в сторону, как делал всегда, когда решал, что пришло время серьезного разговора.
— А ты их знала? — Вкрадчиво поинтересовался он, и переступив с ноги на ногу потянулся так что в спине что-то хрупнуло.
— Нет. — Безразлично покачала головой великанша и качнув бурдюком, облизнула пересохшие губы. — А разве это так важно?
— Нет конечно. — Покачал головой хитро блеснувший глазами Ллейдер. — Я думаю, то, что ты делаешь… это правильно. Что бы кто ни говорил, ты хороший человек. Ты честная. И добрая. И ты всегда стараешься поступать как надо, Сив. И это всегда выходит тебе боком. Довольно иронично, не находишь?
— Я не знаю, что такое иро-ни-чно. — Губы великанши чуть заметно дрогнули.
— Это что-то вроде шутки. Шутки богов. — Пояснил арбалетчик и перекинув травинку из одного угла рта в другой громко высморкался к кулак. — Когда ты, например, даешь клятву и жизнь тут же поворачивается так, что ты вынуждена ее нарушить. Или еще что-то в этом роде. Ты уже подумала, что теперь будет дальше?
— Дальше? — Глухо переспросила северянка и с хрустом сжала кулаки.
— Ну да… — Безмятежно проронил Ллейдер. Герр Ринькофф просил передать тебе, что больше не нуждается в услугах фрау. — В его отряде нет места тем, кто смеет поднять руку на командира.
— Я не понимаю, что я сделала не так. — Слова дикарки падали на землю тяжело, словно тяжелые стальные поковки. Неожиданно в костре что-то обвалилось, с треском лопнуло и в воздух взвился огромный сноп искр. — Сначала он сказал, что я будто нищая выпрашиваю у него скойцы. А потом назвал шлюхой. Я должна была проломить ему голову за такие слова. И была бы в своем праве. А я всего лишь легонько стукнула его ладошкой по губам.
— От твоего «легонько» у барона рассечена губа и шатается несколько зубов. И все уже это знают. Не то чтобы это всем совсем не по душе, но… говоря по простому, ты опять прыгнула на те же грабли. — Отступив на шаг от костра стрелок вздохнул. — Пора бы тебе понять, Сив. Не все люди равны. Одним позволено все или почти все, другим нет. Некоторых можно бить, некоторых нельзя тронуть даже пальцем. А некоторых надо искренне благодарить, даже если они будут ссать тебе на макушку… Гаррис на пол села орал. Объяснял мне, что с тобой сделает если святой официум не подтвердит твои патенты. Как именно завяжет петлю, и какой длинны выберет веревку, чтобы ты не задохнулась сразу. И какой потом сложит костер, чтобы от тебя ни косточки не осталось. По-моему, ты его очень разочаровала.
— Это… неправильно. — Проведя ладонью по выбритому виску, великанша упрямо выпятила челюсть. — Я родилась в Подзимье. Да, я не целовала знак Создателя при рождении. Я не знала, какой бог самый могучий, и как правильно верить. Я не жила в каменном доме и у меня не было слуг, чтобы подтирать мне задницу. Но это не значит, что я глупая или что меня можно оскорблять… — Великанша тяжело вздохнула. — Я приняла веру в Белого бога. Значит, приношу ему жертвы и молюсь тому же богу что и он. И его и моя кровь красные. Если меня ударить мне больно. Как и ему. Если мне весело я смеюсь. Если грустно плачу. Я ем ту же еду, пью то же вино. Я выучила тот язык, на котором вы говорите. Почему этот барон считает себя в праве меня оскорблять? Почему он думает, что лучше? Вчера ты сказал, что южане считают таких, как я чудовищами. Но ведь это не так. Я прошла проверку. В монастыре. Меня проверяли несколько раз. Меня признали чистой. Я не… — Смешавшись, северянка замолкла и снова уставилась в огонь.