— Под тюфяком. — Неожиданно прервал ее горестные размышления голос неторопливо полирующего свой меч, вольготно устроившегося на груде туго набитых мешков, из горловин которых торчали пучки остро пахнущего прелой травой сена, Ллейдер. — Думаю барончик, уже изволил пожрать, так что если хочешь послушать, о чем они будут говорить…
Немного помедлив, великанша, расслабила кулаки и громко захрустев расправляемыми пальцами, старясь топать не слишком громко, прошла еще немного в глубь. Опустившись на колени, сдвинула в сторону брошенный на пыльные доски видавший виды тюфяк. Склонила голову на бок. На пару мгновений замерла неподвижно, прикидывая, стоит ли оно этого. И осторожно коснулась пальцами сухого дерева пола.
— Я уже расшатал. Ту, что справа. — Подсказал магут и отложив в сторону свой меч встав на четвереньки, как-то по крабьи подполз к северянке.
— Ясно. — Чуть слышно прошептала великанша и подцепив кончиками пальцев немного выступающую из общего массива, ощетинившеюся по внешнему краю остатками небрежно снятой коры доску, медленно-медленно, словно тянула из озера уже уставшую, но готовую в любой момент сорваться с крючка рыбину, потянула ее на себя. Сив уже знала, как устроены дома южан, но не переставала удивляться. Два слоя дерева над головой. И это не считая плотной соломенной крыши. Зачем? Чтобы удобней было разводить мышей? Под снятой горбылиной, как и ожидалось, обнаружился плотный слой прелой соломы. С трудом подавив свербение в носу, скривившаяся так, что казалось вот-вот и ее лицо треснет, воительница запустила руку в открывшееся пространство и торопливо отбросив в сторону, призванную защищать дом от зимних морозов подстилку, легла на живот. Все оказалось даже лучше, чем она думала. В одной из открывшейся ей досок видимо был сучок. Был. Потому что сейчас он выпал. А оставшаяся от сучка дырка оказалась удивительно… удачной. Чуть приподнявшись на локтях, великанша подтащила тюфяк поближе, немного поерзала на нем животом, устраиваясь так, чтобы ей было видно большую часть располагающейся под ней комнаты и, казалось, перестав дышать, обратилась в зрение и слух.
Их было четверо. Избавившийся от доспехов и даже своего расшитого серебром и жемчугом кафтана, облаченный лишь в длинные доходящие до середины голени шелковые брэ и легкую шелковую же сорочку, Август восседал на большом, прикрытым нарядно расшитым куском холстины сундуке. Босые ноги юноши были погружены в бадью с водой. Сив завистливо вздохнула. Ей было видно, как над кадушкой поднимается пар. Так вот зачем в доме топили печь… Рядом, на колченогом, грозящемся казалось треснуть при любом движении седока, стуле, расположился не расстающийся со своими латами, казалось даже во сне, Гаррис. Поодаль, за стоящим в центре комнаты лишенном скатерти столом сидел, обстоятельно протирая тряпочкой свой сверкающий начищенной до зеркального блеска сталью айзенхут Ханс Ринькофф. Последний из четверки, розовощекий и кудрявый юноша-ромеец, совершенно бесстыдным образом развалился на стоящей у стене широкой лавке. Лежащий наискось груди посох, маг держал обеими руками, отчего его поза неприятно напоминала о лежащих в домовине покойниках. В комнате было светло. Свечей и лампадного жира молодой барон, видимо не жалел.
— Ну? — Лениво пошевелив скрытыми слоем воды пальцами ног, произнес цу Вернстром и покосился в сторону, казалось почти уснувшего волшебника. — Так, что скажешь Алдия? Эта дикарская дылда врала?
— Не знаю. — Отстраненно пожал плечами волшебник. — Выступающий над правым плечом юноши конец посоха заметно качнулся. Сомнительно, конечно, что это был лицензированный, закончивший обучение в академии, маг, но в одном она права, шаман никогда бы не бросил прирученного духа.