"Просто позвольте мне исправить это," сказала она; старое изречение, которое, однако , исходило из ее полных влажных губ, звучало совершенно по-новому.
И она была верна своему слову. Едва я разделся и попытался надеть удобный махровый халат, как она тихонько постучала в дверь моей комнаты. Все, что ей не нужно было видеть, Вильгельмина, Хьюго и Пьер, были надежно спрятаны. Я мельком проверил комнату в последний раз, прежде чем открыть перед ней дверь.
— А я думала, что я смелая, — сказала она в своем черном шелковом платье, свисавшем до пола. Ночная рубашка была прозрачной. Ее маленькая твердая грудь тепло прижалась ко мне, когда я притянул ее к себе. Выскочила нога и захлопнула дверь. Свободной рукой я запер ее и через мгновение осторожно опустил ее на кровать.
Она двигалась подо мной, ее язык высовывался из-под мягких и голодных губ. Она уже не школьница, а я не школьник. Я чувствовал, как ее длинные ногти рисуют замысловатые узоры на моей спине. Ее язык впился в мой рот, когда я провел руками вверх по ее бедрам, желая исследовать ее.
— Медленно, медленно, Ник, — прошептала она. "Времени полно."
Но мое нетерпение взяло верх, и когда она протянула руку и расстегнула мой халат, я не стал больше ждать. Халат валялся забытый на полу рядом с кроватью. В мягком желтом свете ее кожа казалась желтовато-коричневой, гладкой и эластичной. Я не мог налюбоваться ею, когда она вытянулась и раздвинула ноги, чтобы позволить моим глазам полюбоваться мягким мехом между ее бедрами. Я уткнулся в нее лицом, повернувшись, чтобы дать ей все обо мне знать. Все, кроме того, что после моего имени появилось бы обозначение N3.
С ее кожи исчезло сияние. Теперь светился только циферблат моего дорожного будильника. В темной комнате я увидел, который час. Три часа. Я ждал, пока мои глаза привыкнут к почти полной темноте. Затем медленно и бесшумно я соскользнул с кровати и встал. Я посмотрел на нее сверху вниз. Ее лицо повернулось ко мне, и она поднесла руку к губам, как маленький кулачок, как увядший цветок. Она выглядела как ребенок, беззащитный. Я надеялся, что она меня не разочарует.
Я нашел ключ от ее комнаты там, где она уронила его на пол. Я снова посмотрел на нее. Дыхание Андреа было глубоким и ровным, никаких признаков того, что она притворяется спящей или невинной. Но что-то грызло в глубине моего разума, шестое чувство повышенного сознания, которое лишало меня покоя, в котором так отчаянно нуждалось мое тело.
Я слишком долго в этом шпионском ремесле. Снова и снова я был вынужден принимать решения и идти на риск. То же самое и сегодня вечером, и, выходя из комнаты, я хотел убедиться, что мои животные инстинкты не заняли место здравого смысла.
Коридор был пуст, толстый плюшевый ковер заглушал мои шаги. Ключ плавно вошел в замок. Я повернул ручку и вошел внутрь. Она оставила свой чемодан на кровати, широко раскрытый, в котором виднелась куча одежды и туалетных принадлежностей. Ее сумка через плечо от Гуччи стояла, как трофей, на деревянном шкафу у кровати. Я расстегнул пряжку и порылся в содержимом. Я поискал паспорт Андреа, надеясь, что он подтвердит все, что она мне сказала.
Но этого не было.
На следующее утро мы снова занимались любовью. Но сладкое, приятное покалывание, которое я чувствовал прошлой ночью, исчезло. Солнце уже стояло высоко в металлически-голубом небе, когда я вышел из отеля, все еще без доказательств, которые, как я думал, мне были нужны. Может быть, она была именно такой, как ей сказали, обычной американкой смешанной крови. Но пока я не увидел ее паспорт, я не собирался быть наполовину таким доверчивым и наполовину таким доверчивым, как прошлой ночью.
Если Андреа и заметила перемену в настроении, она этого не показала. Мне было очень жаль, мне было ужасно жаль, но я не был в отпуске, и нужно было еще слишком много сделать, чтобы беспокоиться о ее обидах.
Сразу же после обильного завтрака я прибыл в Credit Suisse. Не так много людей просто приходят с чеком на миллион долларов. Как только я объявил о своих намерениях, меня встретили на красной ковровой дорожке. Мистер ван Зейден, один из директоров, провел меня в свой личный кабинет. Через полчаса он лично отсчитал чуть более трех миллионов швейцарских франков.
«Надеюсь, все в порядке, мистер Картер», — сказал он впоследствии.
Я заверил его, что не мог быть более доволен. Затем я закурил «Вирджинию» с выбитыми на фильтре инициалами «NC» . "Может быть, вы будете так любезны, чтобы помочь мне в другом небольшом вопросе," сказал я.