Но больше всего они оба в этот момент ненавидели Наташу. «Вот сука!» – думал один. «Проститутка, шлюха!» – ругал ее про себя другой.
– Что это вы тут делаете? – Наташин голос вывел обоих ответственных товарищей из состояния транса.
Но ответить на этот вопрос они были не в состоянии. Да и говорить что-либо членораздельное они не собирались. Только помычали, набычив шеи. А потом начали разворачиваться в противоположные стороны. Товарищ Корчев поднял уже ногу, намереваясь подняться назад на площадку четвертого этажа, товарищ Баюшкин предполагал вернуться на второй, но Наталья, стоявшая с мусорным ведром в руках, прикрикнула на обоих так, что они оба остановились.
– Ну, что же вы? Константин Михайлович! Анатолий Гаврилович! Куда же вы? Это не годится: взрослые, солидные дяди, а куда-то бежать собрались? Нет уж, раз пришли, заходите!
– Нет… я… но тут… – бормотал товарищ Корчев с ногой, занесенной над ступенькой.
– М-м-мыы… мо-о, – отзывался снизу менее артикулированный товарищ Баюшкин, застывший вполоборота.
Но Наталья умела излучать энергию, когда хотела. Этой энергии было очень трудно противостоять.
– Идите, идите сюда, у меня чай есть, «Три слона», из Москвы подруга привезла! Два часа, говорит, в «Елисеевском» в очереди отстояла!
Невероятно, но факт: оба подчинились. То ли перспектива полакомиться натуральным индийским чайком была заманчива, то ли Наташино энергетическое излучение было неотразимо, то ли смущенные ситуацией кавалеры утратили способность вести себя адекватно. А скорее всего, и то, и другое, и третье, но в результате оба больших начальника оказались сидящими за крохотным столиком в нехорошей квартирке. При этом товарищ Баюшкин по дороге еще и содержимое ведра в мусоропровод выкинул, как это и пристало истинному джентльмену.
И потом в квартирке номер шесть разыгралась сюрреалистическая сцена: два страшных мачо сидели друг напротив друга. В комнате стало очень тесно, повернуться негде. Но Наташа поворачивалась, ловко, легко лавировала, разливая чай, делала это все так грациозно, так красиво, что оба гостя не могли отвести от нее глаз. Хотели бы, но не могли.
И чай был так хорош, так ароматен! Будто и не пили они никогда такого замечательного чая.
И все же не пустым же его было пить! Первым выступил с инициативой товарищ Баюшкин, доставший из портфеля коробку конфет. Товарищу Корчеву ничего не оставалось, как извлечь на свет божий банку икры. Баюшкин ответил коньяком. Корчев хотел было коньяк заначить, но когда Баюшкинова бутылка как-то очень быстро кончилась, то сама собой на стол выскочила и корчевская.
– Скажите, уважаемые гости, как вы находите сегодняшний свет? – вдруг спросила Наташа. Спросила и сама тут же пожалела об этом.
– Свет? – удивился товарищ Корчев – Вы имеете в виду степень дневного освещения?
– Ну, в общем… в общем, примерно… примерно, да… – неопределенно сказала Наташа. Она и сама была уже не рада: ну зачем обсуждать такие серьезные вопросы? Но не удержалась, добавила еще что-то, хотя и видела, что производит на гостей неприятное впечатление.
– Кажется, удивительные оттенки серого… красиво…
– Освещение сегодня нормальное для такого времени года, облачность умеренная, а вы как считаете, Анатолий Гаврилович? – солидно выговорил товарищ Корчев и вопросительно посмотрел на товарища Баюшкина: в себе ли хозяйка?
– По-моему, тоже ничего, нормально, – откликнулся тот.
«Лучше о коньяке, шашлыке и рыбалке», – думала Наташа. Правда, в сих предметах была она не сильна, но решила: лишь бы тему правильную задать, а там они сами говорить будут.
Действительно, оба гостя оживились – тут еще и коньяк начал свое действие оказывать – как-никак, по 500 граммов на брата. И вот разговор о рыбалке перетек как-то сам собой на разговор об обкомовской даче.
Вообще-то алкоголь в достаточно серьезных дозах имел свойство нейтрализовывать Наташины чары, переводить их в чистую физиологию. А физиология, не получив удовлетворения, разряжалась иногда агрессией и вообще черт знает чем.
Настал момент, когда глаза гостей замаслились, затеплились особым огнем. И вот, ни с того ни с сего товарищ Баюшкин решил игриво шлепнуть Наташу по ягодицам. Но та ловко увернулась, просто даже машинально – такая естественная реакция организма. Она же не могла предвидеть последствий, а то, может быть, предпочла бы вытерпеть милицейский шлепок. А так вышло вот что: тяжелая кряжистая рука пролетела мимо и угодила по колену товарищу Корчеву – в комнате же было очень тесно.
– Ну, знаете… – возмущенно воскликнул тот, вскакивая с места.
Он стоял и с удивлением оглядывался вокруг, точно его расколдовали и он только сейчас понял, где находится. Возмущенно ворча, он схватил плащ с вешалки и направился к выходу. Вслед за ним бросился и товарищ Баюшкин.
– Простите, товарищ Корчев, – бормотал он, – это я не предумышленно… это несчастный случай был…
– Знаем мы эти несчастные случаи…
Через несколько секунд уже оба спускались по лестнице, причем милиционер все еще продолжал униженно просить прощения.
Наташа попыталась их остановить – но, наверно, не очень искренне, надоели они ей сильно оба.
Но для приличия крикнула им вслед:
– Куда же вы? Даже чаю не допили. И конфеты остались… Ну хоть попрощались бы, спасибо сказали, что ли…
Но куда там: руководящие джентльмены и не думали прощаться или благодарить.
Тогда Наташа в сердцах крикнула им вслед:
– А вы чего, собственно, приходили? Группен-секса хотели, что ли? Или как?
Оба, кажется, слышали это выражение – группен-секс – впервые, но удивительное дело: немедленно поняли его значение. Товарищ Корчев резко остановился – так резко, что полковник врезался в него своим мощным корпусом. Зампред брезгливо оттолкнул милиционера. Отряхнул пиджак. Огляделся, нет ли кого в подъезде, кто мог бы слышать такие нецензурные слова. Но в подъезде никого не было видно.
А во дворе вот что выяснилось: дожидавшиеся своих хозяев шоферы двух черных «волг», перегородивших двор, установили контакт и оживленно обсуждали что-то, поглядывая на Наташины окна.
«Этого еще не хватало!» – одновременно подумали оба начальника.
Тогда товарищ Корчев повернулся к товарищу Баюшкину и сказал вполголоса:
– Все-таки надо ее выселять. Нечего тунеядство поощрять.
– Немедленно займусь, Константин Михайлович!
– Только оформите все как следует, чин по чину. Чтобы комар носа не подточил… Да и вот еще что: хорошо бы органы ее проверили: что за разговоры она такие ведет сомнительные – про свет какой-то… Что-то религиозное…
– Так точно, сделаем! – откликнулся товарищ Баюшкин.
«Я тебя заселил, я тебя и выселю», – думал про себя товарищ Корчев.
2
За эти годы кто только не донимал Наталью своими приставаниями. Охотились за ней птицы разного калибра – и нахохленные ястребки, самоуверенно клюющие пернатых помельче, и нагловатые воробушки, вообразившие себя хищниками.
Очень настойчив был врач-терапевт районной поликлиники, товарищ Харитонкин Аркадий Петрович, член КПСС с 1961 года.
Либидо у него было чуть выше среднего показателя по стране, и Харитонкин считал необходимым прослыть донжуаном. В институте ему это более или менее удавалось, среди своих побед он числил и двух студенток и, что важнее, педагогов и представителей администрации. Например, Антонину Васильевну – коменданта общежития. Кроме того, он водил амуры с высокой и худой преподавательницей гистологии товарищем Абельчивой Зинаидой Георгиевной и завхозом – пышнотелой и беспартийной Людой Брускиной. Женщины соперничали, боролись за него, делали друг другу гадости, и это тешило самолюбие Харитонкина. И вообще все это казалось легкой и веселой игрой. Получив распределение в поликлинику, он вскоре женился, потом развелся, потом опять женился, и потом вновь оказался на грани развода, и все из-за того, что считал необходимым деятельно поддерживать репутацию бабника, несмотря даже на возрастные изменения. Причем, обжегшись один раз на замужней даме и получив изрядно по мордасам от оказавшегося бывшим боксером супруга, старался выбирать в качестве объектов своего внимания женщин одиноких и беззащитных.