Жили - не тужили, пока, лет тринадцать-четырнадцать спустя, вдруг не пришло осознание, что лесничий внешне совсем никак не меняется, и с каждым годом это становится всё заметней и заметней. Я старился, а у него не появлялось ни одной новой морщины, и мы стали выглядеть на один возраст. С этим срочно надо было что-то делать, потому что среди подчинённых лесников и мастеров леса уже поползли нехорошие слухи да и начальство, в лице главного лесничего и директора лесхоза, тоже косилось с опаской.
А попутно-то уже грянули и перестройка, и путч, и кризис, и в стране наступили такие тяжёлые времена! В экономике царила полная неразбериха, в политике я вообще не мог понять ничего, только чувствовал, что всё катится куда-то в тартарары. Снова менялись и страна и общественный строй! Уровень жизни людей упал жутко, многие голодали, деревня наша практически вымерла, поэтому никто особо не удивился, когда лесничий уволился и подался в город искать нормального заработка. А я захотел остаться. Мне нравился лес, я тут приспособился и ко всему привык, а города я боялся - там ведь всё по-другому! Кем я там буду? Что делать стану - у меня ни профессии нет, ни знаний нужных, ни места, где жить. Не могу же я сидеть на шее у бывшего лесничего, причём ещё в такое сложное время! А здесь хоть и мизерная зарплата, но имелась, пусть и задерживать стали порой, ну, так на то огород был - неплохое подспорье, яблони, а в лесу грибы-ягоды, рыбы можно было в речке наловить, в общем, с голоду не помер бы...
Вот и сказал я 'дяде своему троюродному', что хочу в лесхозе остаться, потому что всё тут знаю и умею, а все не потраченные деньги из бандитского схрона упросил его взять с собой. Я-то ведь ничего в финансах не смыслил и что делать с ними, не представлял: покупать тут, в тайге, мне, при почти натуральном хозяйстве, особо нечего, и эти деньги у меня просто обесценились бы, пропали или их, вообще, мог кто-нибудь украсть. Бывший лесничий долго не соглашался, но потом, под напором моих объяснений, уступил, сказав, что берёт их на хранение и постарается сделать так, чтобы они не пропали, а преумножились.
Мы договорились, что будем держать связь, созваниваться раз в месяц по номеру, который он мне сообщит, как только обустроится, но уже недели через две после его отъезда у меня начались неприятности, каких мы и предположить не могли.
Сначала я думал, что простудился и потому кашляю, потею и вообще плохо себя чувствую, потом, когда ещё через неделю утром не смог встать с постели от резкой слабости, решил, что у меня грипп и надо недельку отлежаться. Дотелепался кое-как до пункта связи и сообщил начальству, что заболел. Как добирался обратно до дома, почти не помню: всё плыло и кружилось, едва дополз до кровати, упал и отключился.
Очнулся уже только в городской больнице, куда меня отвезли, когда соседи обнаружили, что я лежу без сознания и, не сумев привести меня в чувство, вызвали 'скорую'. Была осень, но последние тройку дней, к счастью, хорошо подморозило, только благодаря этому медицинская машина смогла в нашу деревню проехать, ведь распутица до того стояла страшная! Ну, как вот после этого в Бога-то не верить? Ведь это он меня спас! Иначе загнулся бы я без врачебной помощи, как пить дать загнулся! А так, на капельницах и уколах продержался я до приезда моего лесничего.
Врачи не понимали, что за хворь такая на меня вдруг напала: ни анализы, ни другие исследования не показывали ничего неправильного, к тому же обнаружилось, что любая новая цифровая аппаратура со мной не работает, благо она в нашем отсталом городишке в то время ещё не вытеснила всю старую, чисто аналоговую технику. А я, меж тем, день ото дня всё больше слабел, пока однажды просто перестал дышать, а сердце остановилось. Врачи тут же начали реанимацию, и сумели заново запустить мой мотор, но только потому, что в больницу в это время уже зашёл лесничий. Приехал он сразу, как только позвонил в лесничество с просьбой передать мне его номер телефона. Там ему и рассказали, что два дня назад 'скорая' отвезла меня в город.
Едва его нога ступила за порог больницы, как я сразу начал выздоравливать. С каждой минутой его пребывания в больнице мне становилось всё лучше и лучше, что, конечно, не могло быть простым совпадением, как думали врачи. Пусть они скумекали там какой-то свой диагноз, но факт остался фактом: меня вылечило присутствие лесничего.
Мы с ним потом долго думали над этим феноменом и пришли к выводу, что, наверное, всему виной способ, которым я попал обратно на землю. Видимо то, что я прилепился к ртутнику и мы вышли из пустоты как единое целое, создало между нами уникальную связь, которая постоянно поддерживала меня в нашем трёхмерном мире. А как только лесничий, а с ним и сидевший в нём ртутник, уехали, энергетическая 'ниточка' между нами разорвалась, и без её подпитки я стал чахнуть и чахнуть - так и умер бы в конце концов, если бы связь не восстановилась.
Что же касается цифровой электроники, то такие проблемы были только у меня, лесничий мог пользоваться любыми приборами, цифровой камерой, например, а позже и любым современным смартфоном... Наверное, так получалось оттого, что его ртутник был 'зарыт' глубоко внутри, под нормальной местной человеческой сущностью, которая не давала ему влиять на технику, в то время как моя, пришедшая из иного мира, душа захватила местное тело и всегда находилась как бы снаружи, постоянно на виду, контактируя с миром.
Из-за этого даже внешность моя, пока я 'болел', начала меняться - вызвавшие 'скорую' соседи сказали, что я был сам на себя не похож, когда лежал без сознания. Но притом я вовсе не возвращался к облику того беглого заключённого, как почему-то сразу приходит в голову, хотя, если подумать, - это совсем не логично, раз душа его давно уже покинула наш мир. Нет, с моей внешностью происходило нечто, сходное с описанием моей бывшей гражданской жены, когда она говорила, что я 'словно плыву по контуру'. Моя искусственно занявшая чужое место душа стала сдавать позиции и всё хуже удерживала форму, из-за чего черты лица теряли чёткость, а тело оплывало, как свечка, медленно, но верно превращаясь в аморфную массу. Процесс, к счастью, был вовремя остановлен приездом лесничего, после чего повернулся вспять, и я снова стал самим собой.
В итоге, после выписки из больницы, мне тоже пришлось уволиться из любимого лесхоза и последовать за лесничим в город, чтобы оставаться поблизости. А время было смутное, безумное, лесничий как-то сладил себе новый паспорт с новым именем и подходящей датой рождения, и лет десять после этого где только мы ни жили и кем только ни работали: дворниками, грузчиками, сторожами, перекупщиками и продавцами на рынках, позже стали цветами торговать и весьма успешно, поскольку, благодаря способностям лесничего, наши растения очень долго не вяли.
А в нулевых, когда мы снова поменяли место жительства и лесничий сменил документы, появилось много очень состоятельных нуворишей, желавших иметь зимние сады и 'английские' приусадебные участки, так что лесничий вновь обратился к цветочному поприщу. Только сделал он это несколько с другой стороны, сумев прославиться как ландшафтный дизайнер и устроитель зимних садов, потому что растения, которые он разводил, отлично росли и никогда не болели, так что качество озеленения оказывалось преотменным. Я всегда был на подхвате, сопровождал его при выполнении заказов, все чёрные работы выполнял, ну и так, вообще, - подай-принеси.