Она была не одинока. Движущиеся лестницы и оживающие портреты на стенах вызывали ахи и охи остальных пуффендуйцев, или пуффендорцев, вообщем пуффиковчан. Жена была под впечатлением, постоянно тыкая пальцем в то или иное диво. Пока шли, наш гид расписывал все волшебства, которые мы видели, якобы это лишь малая часть того, что нам предстоит здесь увидеть в течении следующих пяти лет обучения.
Так долго гнить здесь мы не будем, я планировал покинуть это место уже ночью, о чём напомнил Доре шёпотом, прильнув к её покрасневшему уху. Добравшись до выделенного для нашего факультета пятого яруса, мы остановились перед дверью, на которой был портрет какого-то манерного мужика с накрашенным лицом. Второкурсник вякнул что-то про барсука, вроде бы — «бэдже форево», и стукнул себя по надутым щекам.
Изображённый на картине повторил его странную пантомиму, после чего створка распахнулась, продемонстрировав за собой канареечно-жёлтые стены и мебель. Пройдя внутрь, мы распределились по гендерным признакам, которых среди учеников оказалось аж три.
Самая малочисленная, из мужчин, пошла налево, вторая по численности, из женщин — направо, а самая многочисленная группа, представлявших собой средний род, пошла прямо, к двери, расположенной рядом со входом в общий санузел. Туда им и место! Правильно их поселили рядом с парашами.
Зайдя с парнями в коридор, я выбрал себе апартаменты поближе к выходу в гостиную. Из-за нашей малочисленности, соседа у меня не было. Прежде, чем пройти в свою комнату, попрощался со всеми адептами до завтра.
* * *
Выждав час, я прошмыгнул в общий холл и стал дожидаться у горящего камина Дору. Она появилась, опоздав на двадцать минут. На мой укор, медиумша объяснила, что ей досталась комната с соседкой, которая была той самой, подкатывающей к ней на уроках и решившей, оставшись с предметом своей страсти наедине, перейти в решительное наступление.
Вытерев окровавленный кинжал об обивку изысканного кресла, Дора убрала оружие в ножны на лодыжке. В опоздании жены была даже польза. Пока ждал её, обнаружил на лавке возле окна наш чемодан. К сожалению, кто-то успел в нём покопаться, стырив курицу и всю другую снедь, мешок с золотыми монетами и наше нижнеё бельё. Но секрет потайного отделения так и не раскрыли, так что вооружиться перед выходом нам можно будет как следует.
Экипировавшись так, что стал на сотню килограмм тяжелее, я взял обнаруженный в сумке молоток и толстые двухсотые гвозди. Пожалуй, снарядившие нас в поход Спутницы перестраховались слишком. Ещё бы коловорот положили! Хотя чего это я? Вон же он, под штыковой лопаткой спрятался.
И зачем я всё это тащил на перроне? Впрочем, сейчас их перебздение пригодится. Злой из-за голода, я отломал от лавки ножки и положил её на пол рядом с дверью, в которую полтора часа назад ушли пуффендздюки среднего рода. Из-за створки мои МодоУши улавливали дьявольские крики, свисты хлыстов, визги, стоны.
Поставив таймер на устройстве, в котором в качестве поражающего элемента служил марин, я открыл дверь, положил его у порога, и закрыл створку обратно. Ободрительно мне кивнув, Дора помогла мне, держа лавку на весу, пока я заколачивал ею проём, чтобы не дать бесовщине вырваться наружу, когда начнёт действовать газ.
Пусть Маша его и доработала, запаха он теперь не давал, но зато не потерял своей смертоносности. Обезопасив тылы, я пошёл с женой из помещений нашего факультета к шахте с движущимися лестницами. Оказавшись в этом странном помещении, я посмотрел вниз на хаотичное движение средств для спуска. Какого — либо алгоритма их перемещений я не уловил, конструкции двигались безо всякой системы. Дора не смогла уловить магическую логику тоже.
Прекратив ломать голову без толку, я начал спускаться вниз на руках, используя щели между каменными блоками стен. Прокаченный Альпинизм не подвёл, до первого этажа я добрался без приключений и, утвердившись на нём, свистнул Доре.
Медиумша начала спускаться куда медленнее, чем я. Не поторапливая её, я терпеливо ждал, пока она закончит, но был вынужден, в конце — концов, поймать её на руки, когда она сорвалась, едва не прибитая неожиданно поехавшим в её сторону лестничным маршем.
Пройдя с Дорой по коридору туда, где, как рассказывал гид — второкурсник, жили преподаватели, мы остановились перед закрытой дверью с табличкой, на которой был изображён скелет с чёрной шляпой — цилиндром на черепе. Он грозно на нас посмотрел, поморгал и, погрозив костяшками, с угрозой произнёс: «Не входить без вызова!»
Лампочка над этой дверью была мертва. Дора справедливо сказала, что исполнять указания нарисованных костей будет «боже-е-ественной» глупостью. Замок сопротивлялся моим отмычкам не долго. Открыв ими довольно простой механизм, я прошёл в тёмное помещение и начал с женой рыться в ящиках столов и шкафов. Неожиданно дверь раскрылась и зажёгся свет.
— Так-так-так! Нарушители! — заявила Минерва, хищно улыбнувшись. — Что вы здесь забыли? Вы хоть знаете, что я с вами теперь сделаю?
Не дожидаясь от нас идиотского ответа, она встала на четвереньки и, зашипев, медленно пошла в нашу сторону. Дора недоумённо посмотрела на меня, а потом на женщину. Когда жена неуверенно сказала «Га-а-ав!», глава факультета Гриффиндорф резко остановилась, подняла свою левую руку и сделала вид, будто бьёт по нам несуществующими когтями.
— Гав — га-а-ав, — усилила натиск медиумша.
Старуха резко развернулась и бросилась на четвереньках от нас к двери. Подскочив к ней, я ухватил за волочащийся по полу за ней пушистый хвост. Но Минерву это остановило ненадолго. Спустя десяток секунд перетягивания, рудиментная конечность оторвалась от того, к чему была прикреплена под её платьем. Оказалось, что это простая бутафория, на что явно указывали следы оставшихся ниток.
Поучив свободу, шипя и мяукая, старуха начала шустро перебирать коленками и руками, стремясь от нас скрыться. После выстрела из-за моей спины, верхняя часть её головы расплескалась по полотну закрытой двери.
— Дора, что ж так немилосердно? Ты же видела, что бабушка была просто не в себе.
— Как докто-о-ор психиатрии ответственно заявляю, у неё было божестве-е-енное раздвоение личности. Современная медицина тако-о-ое не лечит. Я решила прекратить её мучения, когда представила, как она на лоток ходит. В конце — концо-о-ов, она считала себя ко-о-ошкой, а у них девять жизней! И ты зря улыбаешься. Реинкарна-а-ация присутствует почти во всех религиях. Пусть в следующей она действительно переродится в представителя коша-а-чьих. Видит бо-о-ог, она к этому очень стремилась!
Обыскав и мёртвое тело, и всю комнату преподавательницы, никакого холодного оружия мы не отыскали. Зато нашли план школы, и Дора предложила сходить в кабинет директора. Если кто и знает, где интересующий нас предмет, так это он.
— Согласен, поговорим с ним по душам, — ответил я жене. — Допросишь его как тогда квакающего в Португалии.
— Великоле-е-епная мысль. А с телом что будем де-е-елать?
— Завтра нас здесь уже не будет. Запихаю под её стол, вон тот, в углу. Присыплю наполнителем для кошачьего туалета. Пусть он ей станет пухом.
* * *
Из-за двери в комнату Дублтдорра доносился его голос, напевающий: «Из пахучих завитушек, стружек и колечек, мне помощником под старость скоро-скоро деревянный выйдет человечек». Это он сам с собой разговаривает? Тоже сбрендил?
— Мальчишка будет весёлый, подвижный, — продолжал бубнить старик.
Когда я слегка постучал в дверь, его монолог прервался.
— Эххх, пусть будет девчонка, — раздалось досадливое. — Войдите!
Открыв дверь, мы увидели комнату, наполненную кривыми табуретками, покосившимися креслами и выставленными в ряд крышками гробов. По центру, за верстаком стоял старик, держащий в руках маленькую фигурку человечка и острый резец по дереву.
Положив свою поделку на столешницу, он поднял с неё то, что только что отчекрыжил из-за нашего появления и начал рассматривать, поднеся вплотную к близоруким глазам.