Марина испуганно выпучила глаза и робко стала оправдываться.
- Бабушка, но я ничего плохого не сделала!
- Ты дурочка! – вернув знакомую суетливую интонацию, перебила ее Вера. – Не дай Бог, ты действительно что-то умеешь, чего не умеют обычные люди, знаешь, что они с тобой сделают?
- Нет….
- А я знаю, тебя как зверя в клетке закроют и проводами нашпигуют как гуся на новый год! А когда не смогут понять, то убьют, как лабораторную крысу и вскроют тебе голову. Ты понимаешь?!
- Но бабушка….
- Не бабушкай мне! Это все от нечистого! Только он людей такими способностями наделяет, чтобы легкой силой души их развращать. Или ты прекращаешь, или ты тут больше не живешь. Сама тебя из дома выгоню! Поняла?!
Марина громко расплакалась и сквозь слезы выдавила невнятное - да.
- Не слышу!
- Да! – одновременно впадая в рев, крикнула Марина и выбежала из кухни.
Вера, сама едва сдержав слезы, сложила руки перед собой и начала вполголоса, торопливо молиться, закрыв глаза. Бедная женщина так и не поняла, что она видела, и видела ли вообще что-то.
***
Марина стояла у себя посреди комнаты, игнорируя тот факт, что через окно было видно лето. Она испуганно смотрела на дверь и сжималась каждый раз, как по той ударяли. А удары были настолько сильны, что закладывало уши. Но девчонка не могла даже шевельнуться и лишь отчаянно звала бабушку на помощь. В конце концов, дверь не выдержала и громко рухнула под ноги Марины, которая уже почему-то стояла в прихожей. В дом вбежали трое взрослых мужчин, одетых в деловые костюмы жгуче-черного цвета, с белоснежными рубашками, аккуратно застегнутыми под самый верх. Свои глаза они полностью скрывали беспросветными черными широкими очками, а сами их лица были лишены каких-либо эмоций. Двое моментально схватили ее за обе руки и стали волочь во двор, а третий с нечеловеческой силой ударил Марину кулаком в живот. Та закашлялась и неподвижно повисла, лишь хрипло взывая к пощаде. Но мужчины были глухи и продолжали волочь несчастную к воротам, где уже стояла припаркованная, длинная и не менее насыщенно-черная машина, неопределенной марки. Вдруг в калитку вошла Вера и сначала строго, а потом умоляюще посмотрела на Марину и на мужчин. Глухо и расплывчато, она стала умолять их отпустить девочку, но те проигнорировали просьбу и даже отпихнули в бок с дороги. Тогда бабушка кинулась им под ноги, умоляя все громче и громче. Но те и дальше продолжали тянуть Марину к машине. Затем один из них, достал из пиджака пистолет, и не мигая выстрелил в Веру, та, конечно же, упала замертво. Марина подняла голову, и разрываясь в слезах, выкрикивала имя бабушки и проклятия. Когда ее закинули в машину, она резко оказалась привязанной кожаными ремнями к металлической койке, даже ощущая спиной холод. Вскоре над ней склонился сухой, пожилой мужчина в костюме хирурга, с белой маской на рту. Он своими безжизненными глазами осмотрел Маринку, все так же холодно, как и те, кто ее сюда привели. Затем он поднял с крохотного металлического столика, маленький скальпель и незамедлительно поднес к голове девчонки. Она кричала, плакала, умоляла, но хирург просто продолжал разрезать, пока кровь полностью не залила глаза Марины, и та в холодном поту проснулась.
Глава 3
Свет утреннего солнца, казалось, был самым настоящим пришельцем из другого мира. Непривычно ярким и насыщенным был тот свет, когда все вокруг, по-прежнему, оставалось покрытым тусклым и бесцветным туманом, словно специально зависшим над здешними местами и пряча их от глаз творца. Солнце неугомонно продолжало подниматься, превращая зарю в утро, а сырой воздух нагреваться, но при всем своем желании, его тепла было уже недостаточно, чтобы переломить ход истлевающих событий. Но солнце отважно пыталось. Густой туман, будто длинное одеяло, тянулся от застывшего лимана и накрывал дома, насильно заставляя их спать. Не было слышно ни животных и ни птицы. Измученные ночными бурями и громом, они спали без задних ног, набираясь сил перед очередным, ежедневным сражением за свое место в сыром мире, который даже солнце не в состоянии прогреть. Но другого мира у них не было.
Редкие смельчаки, проснувшиеся в такую воскресную рань, шли, аккуратно огибая огромные лужи и вязкую слякоть, тихо радуясь, что ливень прошел и небо просветлело, одновременно молясь своим богам, чтобы ходил общественный транспорт. Впервые за долгие недели, во время коих вечер трудно было отличить от дня, небо стало чистым, принеся с собой яркое солнце. Но к этой чистоте небесной, будто проклятье пришедшее из мрачных глубин, цепями привязан был холод. И чем тише, безветренней и светлее становилось вокруг, тем сильнее ощущался он, не давая забыть, что лето прошло и скоро сырость сменится снегом и беспросветной мерзлотой, а теплое время будет так далеко и так не скоро, что можно даже и не ждать.