— Что вы имеете в виду? — Костырин пытался унять охватившую его дрожь.
— А ну-ка, мордой на капот, кол-ле-га. Ясно донес? И быстрее... — Адмирал еле сдерживал себя, чтобы не въехать этому типу промеж ног. — Быстро, сука!
Костырин неловко повернулся к машине и робко, словно боясь испачкаться, стал наклоняться.
Адмирал не выдержал. Он схватил Костырина за волосы и буквально шмякнул физиономией о теплую полированную поверхность капота.
Удар Костырин снес безропотно. Да и вообще стал каким-то рыхлым, беспомощным. Он лежал, словно морская медуза на горячей гальке. Вот-вот растает, потечет, пачкая своим прозрачным желе благородное тело благородной машины.
Боец ловко прошелся по бокам и штанинам Костырина. Выдернул из кобуры пистолет Макарова, подал Адмиралу.
— О, да ты вооружен и очень опасен!— Адмирал ткнул Костырина в бок. — Может, объяснимся, поговорим по нашим чекистским душам?
Костырин дрожал. Сначала мелко, потом дрожь стала крупнее.
— Э, да ты, брат, никак плачешь? — Адмирал был обескуражен. Он был готов колоть, давить, вышибать... Но клиент поплыл сразу. Сейчас надо привести его в чувство «Нет более опасного противника, чем противник, парализованный страхом», — говаривал Дед.
— Этого — в Контору, — скомандовал Адмирал. — Я на КП.
41
Олег снял наушники и вопросительно взглянул на оператора.
— Тот же номер?
— Да, а что?
— Да нет, ничего... — Он толкнул дверь кунга.
Этот голос он ни за что не спутал бы с другим. Даже одной фразы — «Пока нет. Я тебе пегезвоню» — было достаточно, чтобы узнать голос Адмирала.
«Откуда взялся этот черт? И почему он докладывает о своих поисках бандитам?»
В принципе, можно было не удивляться. Цепь загадочных событий, обстоятельств и ситуаций напоминала древний лабиринт, пройти который и не заблудиться можно было, только держа в руках нить Ариадны. Тесей не был хитрым, он был мудрым. К тому же нить... Здесь же ни ниточки, ни волоска не было.
— Сигареты привезли, — доложил Гусаков и протянул пачку «Кэмела».
— Ничего не понимаю... — Олег глубоко затянулся. — Адмирал...
— Что?
— Да так... я про свое, про девичье...
— Звонил, что ли?
— Звонил. Только не нам.
— Кому же еще?
— Им. — Олег кивнул в сторону автобуса.
— Не понял...
— Я тоже.
— Попробуй связаться с группой сопровождения... С этими... кладоискателями на обочине.
— Не достанет... — Гусаков пожал плечами, но попытку предпринял. — Второй, ответь «Клену».
Как ни странно, связь была.
— «Клен», я второй. На связи!
— «Второй», дай точку.
— Подтягиваемся, подтягиваемся.
— Пять, пять!
— А ты говорил, что не достанет. Не верим мы в человеческий разум...
— Так мы же знаем, что это за разум. Потому и не верим. — Гусаков улыбнулся.
Вскоре на опушке сверкнул лиловый фонарь. Хлопнула дверца. Адмирал вышел, словно триумфатор, покоривший мир. Он шел, твердо ставя ногу и отмахивая ритм левой рукой. Четко, по-солдатски. Сзади не менее торжественно двигались его кладоискатели. В правой руке Адмирал, как голову поверженного врага, нес серую холстину банковского мешка. В ушах присутствующих зазвучал торжественный марш из оперы «Аида».
— Красиво идут... — У Олега отлегло. День начинался с благой вести.
— Позвольте доложить. — Физиономия Адмирала лучилась.
— Ты лучше доложи, с кем ты по телефону...
Адмирал поднял руку.
— Шеф, дай передохнуть. Сейчас сосредоточусь. — Он пошевелил губами. — Значит, так...
Рассказанное в корне меняло ситуацию. И деньги, которые стали реальностью (наконец-то!), передвинулись в рейтинге основных задач на десятое место.
42
В конторе Костырина не любили. Терпели. Формальных оснований по службе для этого было немного, но основания межличностного характера имелись весомые.
Для людей, живущих вне его коллектива, Костырин был человеком нормальным, можно сказать, образцовым. Работоспособен, усидчив, невероятно исполнителен. Казалось, что исполнительность родилась раньше него. За эту исполнительность его ценило начальство и ненавидели коллеги. Он готов был из кожи вон лезть и с упорством носорога (так его и звали за глаза) нестись, не разбирая дороги, в указанном направлении, чтобы выполнить задание. Даже если бы ему дали два взаимоисключающих поручения, он выполнил бы оба. Выполнил бы и доложил.
Для людей же, знающих его поближе, рвение Костырина объяснялось очень просто: за реализацию каждой команды он, как дрессированный гусь, тянул шею и гоготал, требуя кусочка размоченного хлеба.