Одну группу школьников Назар Турчан встретил под тенистыми каштанами на пятачке у станции метро «Арсенал». Он разговорился с юными экскурсантами и их учителями. Они прибыли на ярко-зеленом автобусике из деревни Иванькив, что под Киевом. Пионеры сообщили, что возложением полевых цветов к подножию постамента памятной горной пушчонки защитников «Арсенала» они аккуратно отмечают день рождения их славного земляка генерал-майора Силы Мусиевича Мищенко.
Уж кто-кто, а Сила Мищенко свое генеральство заслужил честно, размышлял почти вслух старый Назар. Потом и кровью. Что ж? Ну, поначалу оступился человек, склонился к самостийникам, а потом сообразил. Не та дорога… Так то ж не рядовой вояка, а командир полка. Да еще какого? Матросского!
Замолил свой грех, как говорил бывший фронтовик пекарь Гнат Турчан…
Так чего же казнить себя, утешал сам себя Назар, вспоминая выплывший из руин бывшей Предмостной слободки укоряющий палец: «А ты, ты, ты…»
Да, он нес службу в Печерском курене «вольных казаков», забавлял их полюбившейся всем бандурой, а вот в кровь не встрял. Нет, не встрял. Ничьей жизни не загубил. Зато деникинцев, махновцев, пилсудчиков, бандюг разных… И счет потерял… Что было, то было! Боевых наград, правда, с гражданской не принес. Так и высшее начальство кончало ее всего лишь с одним орденом. И то все юнцы бегали за награжденными стаями. Зато в эту войну он, Назар, заработал аж десять настоящих наград, десять звонких отличий. Среди них — три высших ордена.
После он вернулся к фамильной профессии. Совесть чиста!
Потянуло старого Назара и на Десятинную улицу. Еще мальцами бегали они туда с Горацием, чтобы с широкого парапета Андреевского собора, почти с птичьего полета, любоваться кипящим внизу Подолом, распростершейся словно на ладони Контрактовой площадью, пестрым Житним базаром, Нижним и Верхним валами, изумрудным широким Днепром и синеватой бесконечной заднепровской далью.
Как и в дни его молодости, на своем старом месте стояло ажурное, как бы невесомое, чудо зодчества, это изумительной красоты сооружение. Оно радовало глаз тонкостью и изяществом линий, мягким и гармоничным сочетанием трех колеров — белого, золотого, ультрамаринового. Колонны-карандашики, не утяжеляя общего контура величественного храма, подчеркивали воздушность его основных архитектурных композиций.
А если смотреть на Андреевский собор снизу, со стороны Подола, то сдается, что где-то там наверху, чуть ли не под облаками, на кончиках сведенных в одну щепотку пальцев красуется созданное самими небесами это сказочной прелести воздушное чудо…
Он пришел на Десятинную не для того, чтобы в чинном безмолвии прибежища верующих воздать молитву всевышнему… Лев Толстой сказал, что ничто так не напоминает прошлое, как запахи. Бесспорно, это так. Но ничто так не воскрешает в памяти молодость, как посещение родных, с детства милых мест.
Очутившись на улице Орджоникидзе, а в прошлом — на Банковской, миновав старинный двухэтажный особняк графов Игнатьевых, в котором разместился Союз писателей, постояв недолго против знаменитого, сооруженного по всем законам антиэстетики, «дома архитектора Городецкого», Назар Гнатович завернул на широкую улицу, к дому, приобретенному когда-то булочником Неплотным.
На бывшей Лютеранской все изменилось до неузнаваемости. Но по-прежнему, образуя над мостовой зеленый свод, высились там мощные каштаны и липы.
Была уже вечерняя пора. В окнах один за другим зажигались огни. Когда-то весь второй этаж занимали Турчаны и холостяк Костя-бородач. И теперь, видать, здесь жили две семьи. Но еще недавно, в период острых жилищных трудностей, двенадцать окон второго этажа были поделены между двенадцатью жильцами, а просторный балкон, которым раньше пользовалась одна семья демобилизованного пекаря, преобразился в три разделенных фанерой тесных отсека.
Но за последние годы Киев разросся вширь и ввысь. Появилась многоэтажная Воскресенка, многоэтажная Русановка, многоэтажные Нивки. А столица все растет и растет, чтобы дать всем людям современные жилищные условия и всех обеспечить нормальным бытом. Ведь попадаются еще балконы, разделенные фанерой на тесные отсеки…
Родителей Назара давно не было в живых. Поселившаяся с ними на Лютеранской еще в семнадцатом году Пчелка с челкой оставалась там очень короткое время, пока не вышла замуж. В настоящее время, это хорошо уже знал Назар, она живет на том же Печерске, но в ином месте, в новом благоустроенном доме.