Начав свой доклад, Петр намеревался рассказать все, что случилось с ним по пути из Казачка в Рагузы. Хотел он и похвалиться своими трофеями. Но, услышав суровую отповедь комиссара дивизии, замкнулся, как только сообщил основное…
Боровой с Алексеем вошли в штаб. Те, с которыми они недавно беседовали, следуя в Кобцево, лежали на сдвинутых столах, со скрещенными окровавленными руками, с глубокими сабельными ранами на голове.
— Ездили на проверку полевых караулов и нарвались на казачий разъезд, — пояснил начальник штаба бригады.
Алексей глубоко вздохнул:
— Это, видать, работа тех белореченцев, с которыми мы столкнулись в Кобцеве.
— Вас, товарищи, — продолжал, нахмурившись, начальник штаба, — они, кажется, предупреждали, а себя не уберегли.
Боровой вызвал к полевому телефону штаб дивизии. Допотопный «Эриксон» гудел, жалобно выводя тонкие ноты. Затем Боровой ушел на квартиру к начальнику штаба.
Булат с ординарцами, набросав лошадям сена, вернулись в штаб, где лежали зарубленные. Развернув на полу несколько снопов, улеглись спать.
— Скажу тебе по совести, — шептал Дындик Алексею, — не жаль мне комбрига-офицеришку. Все они из одной кучи мусор. Вот комиссара жаль — наш парень.
— И комбрига жалко, брат Петр. Вишь, не покривил душой, не поднял рук, очутившись в лапах белых. Оно хоть марка одна — их благородия, а душа не у всех одинаковая. Разные бывают офицеры.
Дындик, не остывший еще от всего пережитого, откровенно поведал Алексею, смеясь над своими страхами, и об атаке призрачной конницы под Капканами, и о том, как он околпачил белореченцев.
— Одно худо, — закончил свое задушевное повествование Петр, — боюсь, Леша, завтра не сяду на коня.
— С чего это? — пробормотал спросонок Булат.
— Той урядницкой амуницией весь шлюз себе расколотил. Ног не чую. Не привык я к казачьим седлам.
На рассвете, ежась от утренней свежести, политкомдив, не отказавшись от мысли разыскать войсковую часть своевольничавшего Каракуты, со своей группой, прихватив Дындика, двинулся на север. К полудню они прибыли в Лепетино. Здесь от окраины к центру, к самой церкви тянулась длинная гать. В уровень с ее краями застыло полноводное спокойное озеро.
То и дело взбаламучивая зеркальную гладь водоема, возникали над ним буйные фонтаны воды. Какие-то беззаботные кавалеристы, хищнически добывая рыбу, бросали в воду боевые гранаты.
— Какой части? — обратился Дындик к полуобнаженному бойцу, взбиравшемуся на гать с полным ведром оглушенных щук.
— Боговы противники, чертовы друзья, — развязно ответил вооруженный до зубов грозный рыбак.
— Зачем гранаты портите? — подъехав к берегу, строго спросил Боровой.
— А ты нам их давал?
— Вы второго дивизиона? — Булат на хромом своем коне вплотную подъехал к расположившейся на гати группе кавалеристов.
— Катись со своим дивизионом собаке под хвост! — грубо отвечали рыболовы. — Повылазило тебе, не видишь — мы Чертова полка!
— Весело живете, — не стерпев, вмешался Дындик. — Под вашим носом казаки разбойничают, а вы тут охотитесь на щук. Такие лбы — и ваньку валяете. Сопливая бражка, сметанники, шкурники… — Взволнованный Петр расстегнул гимнастерку, под которой виднелась полосатая тельняшка.
— Закрой свою плевательницу, флотская рында, — один из рыболовов потряс зажатой в руке бутылочной гранатой системы Новицкого, — а то, если не утоп в морях-океанах, мы тебя живо спровадим на дно энтого ставка.
— Темный, темный вы народ, — укоризненно покачал головой комиссар дивизии и тронул шенкелями своего коня.
— Пожри с наше одного казенного кондеру, и ты потемнеешь, — зло ответил один из рыболовов.
Всадники повернули лошадей к церкви. Позади, заглушая издевательский смех бесшабашных кавалеристов, раздавались взрывы гранат. Боровой направился в штаб.
Через час, поднятые по сигналу тревоги, во весь карьер мчались к площади одиночные кавалеристы. Их сытые кони, с красными лентами в гривах и челках, тяжело дышали и от бешеного аллюра и от чрезмерной тяжести до отказа навьюченных седел. Бросалось в глаза пестрое одеяние всадников — гимнастерки, офицерские френчи, пиджаки с атласными отворотами, тонкосуконные визитки. На летних фуражках и офицерских папахах этих странных вояк вместо звезд алели обрывки лент. У всех винтовки висели на правом плече дулами вниз. Под мордами лошадей болтались конские щетки.
С гиком, дикими криками строился на площади пестрый фронт дивизиона. Перегоняя друг друга, неслись к сборному месту бешеные тачаночные упряжки с грозно вздернутыми к небу пулеметными стволами. В беспорядке толпился обоз — его вместительные фургоны, помещичьи экипажи, до отказа нагруженные мешками, самоварами, граммофонными трубами. Молодые женщины, не по-сезонному одетые в элегантные шубки с чужого плеча, составляли основное население шумного обоза.