На следующий день Булат, явившись в институт, первым делом заглянул за царский портрет. Газеты там не было. Спустя полчаса сквозь раскрытую дверь влетел запущенный чьей-то ловкой рукой бумажный голубь. Алексей, на всякий случай повернувшись спиной к дверям, развернул вырванный из тетрадки листок, из которого и была сделана птица, с древних времен предназначенная нести службу почтальона. В послании, написанном мелким почерком, Булат с непонятным волнением прочел:
«Спасибо! Оставьте и сегодня, если принесли, свежий номер. Будьте осторожны. О газете пронюхали. Подозреваем нашу ябеду Натали Ракиту-Ракитянскую. Она сейчас на десятом небе. Брат привез из Америки кучу подарков. Возможно, что она будет подкатываться к вам. Вы ее сразу узнаете: нос кнопкой, на подбородке родинка. Принесите, если найдете, какой-нибудь томик Белинского. Еще раз спасибо, добрый господин Алексей. Благодарная Вам В.».
…Алексею очень хотелось встретиться с автором записки. Он то и дело поглядывал на безмолвные двери актового зала. Напрасно… Виктория не пришла. Не появилась и сестра штаб-ротмистра Натали, против которой его предостерегали.
Когда Алексей рассказал дома о своих необычных приключениях в институте благородных девиц, Боровой, выслушав его, сказал:
— Может, подкинуть им парочку листовок? Этим Гришкой Распутиным, мне кажется, и дворян можно натравить на царя. Впрочем, Леша, опасно это… твоя Виктория может сболтнуть лишнее. Себя погубит и тебя потянет. Ты нам нужен для других дел. А Белинского я тебе достану. Отнеси им…
— Он из каких, тоже из большевиков? — спросил Алексей.
— Нет, Леша. Его уж давно нет, но Белинский болел за свой народ. Теперь уже яснее ясного, — продолжал Михаил, смеясь, — непрочен царский режим, если даже среди институток неблагополучно. Подумать только — благородные девицы тянутся не к «Киевлянину» Шульгина, а к «Киевской мысли».
Наступил последний день работы. Поддерживая под руку бородатого старца, Алексей вошел в тускло освещенный вестибюль. Слепой Гурьяныч, с широко открытыми незрячими глазами, постукивая по мрамору ступенек палкой, бодро зашагал вверх.
Войдя в актовый зал, слепой настройщик сразу направился в тот угол, где стоял инструмент, чуя его по запаху свежей полировки. Первым долгом осторожно провел по крышке рояля, ощупал его боковины.
— Стекло, Леша? — уверенно спросил старик.
— Ну, а как же иначе, Тарас Гурьянович? — ответил Алексей.
— Молодец, Лешка, — похвалил настройщик. — Хоть твой заказчик превеликий стервец, а инструмент здесь ни при чем.
Постучав согнутым пальцем по деке, Гурьяныч взял несколько аккордов, после чего, вооружившись рояльным ключом, похожим на букву «Т», принялся за работу. Ударяя по клавишам и едва заметным нажимом ключа поворачивая колки, начал подтягивать струны. Алексей быстро стынущим лаком обрабатывал ножки «Стенвея».
Поработав часа два, старик начал укладывать в чемоданчик свои ключи и сурдинки.
— Ну, Лешка, теперь зови хоть самого Петра Ильича Чайковского, — усаживаясь на стул, заявил слепой настройщик и положил свои морщинистые и скрюченные от старости руки на клавиатуру.
Прежде чем ударить по клавишам, Гурьяныч произнес шепотом:
— Сейчас, Леша, услышишь всеобщий переполох или скандал в благопристойном заведении.
Звуки яркой и бурной мелодии вдруг заполнили актовый зал. Старик несколько надтреснутым басом затянул любимую песнь, звучавшую с неизменным успехом во всех домах, куда звали слепого настройщика.
Басовые струны нижнего регистра «Стенвея», вторя певцу, загудели, как медные, с серебряной лигатурой, мощные колокола.
И сразу же раскрылись двери зала. Первой появилась на пороге, с подрагивающим у глаз лорнетом, классная дама. За ней показались несколько одинаково одетых девиц. Институтки, перешептываясь, остановились у входа.
Классная дама зло зашипела:
— Вы, господин мастер, свое закончили. До свидания, можете уходить.
— Я должен проводить Гурьяныча, — твердо сказал Алексей, украдкой посматривая на гурьбу институток, среди которых надеялся увидеть знакомую.
Незаметно для строгой мадам институтки приблизились к инструменту. Радуясь неожиданному развлечению, девушки начали трогать зеркальную поверхность «Стенвея».