— В настоящее время для вас нет работы должного масштаба.
Становилось окончательно ясным, что хотя ты внешне и реабилитирован, носишь форму полковника и орден, но в действительности ты поднадзорный и не внушающий доверия человек. Бесцеремонное и грубое окружение твоей персоны сексотами (секретными сотрудниками) от НКВД наглядно подтверждало последнее. Жить в такой душной обстановке, не имея к тому же живой работы, становилось чрезвычайно тяжело. Часто думая о своем положении, мне была единственно непонятна трусливая двурушническая политика. С одной стороны, не хватало, вероятно, смелости просто убить человека в тюрьме, так как людей, подобных мне, оставались еще миллионы. С другой же — чисто жидовская боязнь назначить тебя после перенесенных издевательств на прежнюю оперативную работу.
К новой жизни
22-го июня 1941 года радио и газеты сообщили о войне с Германией. Началась свойственная советскому аппарату бестолковщина. Запрашиваю Москву, что мне делать. Ответ гласит кратко:
— Санаторий закройте и ждите указаний о вашем использовании.
Но, к счастью, так и не захотели эти трусы меня использовать. Пришлось распорядиться своей персоной по собственному усмотрению. Наблюдая, как кругом в армию забирают мальчиков и стариков до 50 лет, не обращая внимания на их физические недостатки, начинаю окончательно делать для себя вывод, что, несмотря на звание полковника и накопленный опыт, тебя на войну не призовут. Там нужны слепые исполнители кровожадной политики Сталина, а не прошедшие суровую тюремную школу, критически мыслящие люди.
Прогноз подтверждается. Германская армия подходила уже к Крыму, а я в своей полковничьей форме по-прежнему командовал санаторием, но только уже без отдыхающих, т. е. превратился буквально в старшего сторожа над пустующими зданиями. Медленно созревающий в голове вопрос — что делать? — окончательно оформился и я принял решение. Идти было некуда. Там по форме свои, а внутренне совсем далекие, чужие и враждебно к тебе настроенные политработники, сотрудники НКВД и жиды. Здесь ждет тебя тоже неизвестная Германская армия, о зверствах которой так много писали газеты. Но ведь не даром я сидел в тюрьме, чтобы снова наивно верить гнусной лжи, печатаемой советской прессой. Решил твердо остаться в Ялте и вверить свою жизнь Германскому командованию. Сегодня это уже пережитая страница.
Видя ужасы взрывов и поджогов при отступлении Красной Армии, благодаря чему население оставалось без хлеба, воды и света, во мне закипала ненависть к палачам русского народа и их главному вдохновителю, кровожадному отцу, опирающемуся на штыки НКВД и мировое жидовство.
По занятии Германскими войсками г. Ялты, в полной военной форме явился к командованию и объяснил причины, побудившие меня остался. От последнего, вместо приписываемых советскими газетами зверств, я получил глубокое понимание и полное доверие.
Только после долгой беседы с шефом СС я понял и осознал громадную пропасть между задачами национал-социализма и гнусной вероломной ложью иудо-большевиствующих комиссаров.
Близится час, когда русский народ окончательно увидит оборотную сторону медали «самой демократической конституции в мире».
Это будет страшный час расплаты для трусливых жидов, цинично спекулирующих кровью русского народа.
Пробьет последняя минута и главного оберпалача со всей его сворой, так безжалостно уничтожающего «своих любимых детей» во имя принципов личного тщеславия и звериной кровожадности.
Полковник Мальцев, Ялта, 20.VI.1942 г.