— Замучила я вас, Степан Степанович? — Татьяна Сергеевна смотрела на него улыбаясь. — Вот такой у нас цех. Сами увидели, никуда вашей Лиле уезжать не надо, здесь ее место. Надо нам вместе поговорить с ней, чтобы забрала заявление…
И тут же улыбка ее погасла, лицо стало растерянным. Сунула руки в карманы халата, платка не было. Что же делать? И что вообще делают в таких случаях? Степан Степанович отвернулся от нее, задрал голову и беззвучно, глотая ртом воздух, стоял посреди цеха и плакал.
Глава вторая
Новенький сидел чуть ли не спиной к конвейеру, свесившись на правую сторону, вытянув ноги. Такого безобразия за двадцать лет Татьяна Сергеевна еще не видела на конвейере.
— Бородин… Я не ошиблась? Уберите ноги с прохода, сядьте как положено и вообще не показывайте своим видом, будто учиться вам нечему.
Он расплел ноги, подтянул их под стул и вместе со стулом повернулся к ней спиной. Лиля Караваева, у которой он находился в обучении, засмеялась:
— У меня уже затылок, Татьяна Сергеевна, болит от него. Вы бы только послушали, что он тут с самого утра несет. Ему бы в цирк клоуном, а не к нам.
— «К нам»! — Татьяна Сергеевна не преминула кольнуть Караваеву. — Цех уже не твой, Караваева. Приказ подписан.
Лиля насупилась. Осталось еще двенадцать дней. Она потерпит.
— Меня Караваева не забудет, — сказал новенький, искоса наблюдая, как Лиля накладывает паечки. — Я ей долго буду сниться. Вы тут все с ней лицемерили, а я первый без всякой лести, прямо сказал, что у нее кривой бок.
Лиля опять прыснула, и Татьяна Сергеевна улыбнулась: вот уж правда, смешно не то, что сказано, а кто и как сказал. Этот благообразный, похожий на баскетболиста парень вырос в хорошей семье. Семью Татьяна Сергеевна всегда угадывала по выражению глаз, цвету лица, манере разговаривать со старшими. Этот мальчишка был из хорошей семьи, но это совсем не значит, что хорошо с ним будет конвейеру.
— Бок по части понимания, что в жизни есть главное, у нее действительно кривой, — сказала Татьяна Сергеевна и остановилась, стыдясь себя: так сморщил лоб, поглядел на нее, подняв брови, новенький. Нашла с кем делиться своими наблюдениями. Парень интересничает, заигрывает с Лилей, а она разбежалась, нашла сообщника. — Но работник Лиля Караваева хороший, — поборов смущение, договорила Татьяна Сергеевна, — и вы хорошенько учитесь, пока есть такая возможность.
Лиля свысока глянула на Бородина:
— Не будет он здесь работать. Не за этим явился. Сорвать ему что-то надо с конвейера.
Подъехал новый блок, и Лиля, отмежевавшись от них обоих, стала облаивать трансформатор.
— Я страшный человек, темная личность, — сказал Бородин, все так же внимательно следя за руками Лили. — Не зря меня дома и везде зовут Шуриком. А могли бы звать Александром. А вы как меня будете звать, Татьяна Сергеевна? — Не дождавшись ответа, прижал ладони к груди. — Клянусь, что ни в глаза, ни за спиной никогда не буду звать вас Соловьихой. Соловьиха должна околдовывать, а вы реалистическая женщина.
Татьяна Сергеевна поскучнела. Исчезло куда-то словечко «трепач», а лет десять назад еще жило, точно определяя таких вот разговорчивых.
— Я буду звать вас по фамилии — Бородин. Знаменитая фамилия, с другой не перепутаешь.
С дальнего своего места махнул ей рукой Коля Колпаков, Колпачок, по-родному любимый паренек, который одним своим присутствием на конвейере радовал сердце Татьяны Сергеевны. Колина мать работает в соседнем инструментальном цехе и в обеденный перерыв до сих пор поит его из термоса горячим молоком, дает откусывать из своей руки бутерброд, причесывает, отряхивает. Коля смирно выносит эту родительскую опеку, на шутки рабочих из инструментального цеха отвечает светлой, обезоруживающей улыбкой. Шутят все больше на тему будущей Колиной армейской службы. «Подарочек старшине», — сказал как-то о нем старый слесарь Дубинец. Ася Колпакова, Колина мать, услышав про старшину, насторожилась, забеспокоилась: Коля слабенький, какая армия. Повела сына в заводскую поликлинику. Коля оказался здоров, и тут же, через несколько недель, его вызвали в военкомат, где он еще раз прошел медицинскую комиссию и был поставлен на учет по первой категории. Сейчас Коле до призыва в армию осталось несколько месяцев, мать успокоилась, нашла выход.
— Есть же в воинских частях вольнонаемные, — сказала она Татьяне Сергеевне. — В столовой, в прачечной. Уволюсь с завода и поеду за Колей. Устроюсь там, никто и не узнает, что я мать ихнего солдата. А через два года вместе с Колей вернемся на завод.