Придумала ты его себе. Если не откажешься, хлебнешь горя.
Прозвала его Наталья «Полундрой». Таня не обижалась, ничего в этом прозвище обидного нет, если моряк, значит — полундра, шутка это и до Лешиных ушей не дойдет. А Наталье его любить не за что. Человека вообще должен любить кто-нибудь один, а не все.
Через полтора года переписки пришел такой момент, который потребовал от Лешки-морячка серьезного ответа. Начиналось строительство нового завода, Наталья подала заявление на курсы бригадиров-строителей, звала с собой Таню.
«Дорогой мой, единственный Лешенька, — написала Таня, — пришел момент, когда мы должны подумать о своем будущем серьезно. У меня есть две возможности: остаться на старом месте и поступить заочно в политехнический институт или пойти вместе с моей подругой Натальей на курсы бригадиров, а потом на строительство нового завода, который будет выпускать телевизоры. Первая возможность хороша тем, что получу высшее образование. Вторая — тем, что сразу жизненная самостоятельность: квартиры строители получают быстрее других, а это самое главное для семейной жизни. Есть еще и третья возможность, о которой ты писал, — что поедем мы жить к твоей родне, в Сибирь. Я жду твоего решения, потому что от него зависит наша будущая жизнь».
Лешка ответил, чтобы шла на курсы. А потом он вернется, и если будет база (Таня не сразу догадалась, что «база» — это квартира), то они и институты позаканчивают и выбьются в большие люди.
После курсов пришлось Тане уйти из общежития. Не вязался ее крепенький, жизнерадостный облик с сердобольным словом «детдомовка», да и лет уже было без малого двадцать. Сняла комнату. Зарплата небольшая, пятую часть отдай хозяйке, и одеться охота, в магазине и масло и конфеты — все без карточек. Но надо хозяйство заводить. Купила сковородку, две кастрюли. Веник с базара принесла, завернула в газету, булавками сколола — до Лешиного приезда. Он в те дни демобилизовался, домой поехал, проведать родных. Поехал, да и застрял там. Письмо прислал: мать заболела. Тяжело заболела, не бросишь. На работу не устроился, так как собрался уезжать к Тане, денег нет, не с чем к матери в больницу прийти. Татьяна вздохнула и послала ему пятьсот рублей. Аванс получила да сотня была припрятана, все и послала. Выкручусь, подумала, не привыкать.
Прошел месяц — опять письмо. Померла Лешина мать. Похоронили. Осталось ему только дом продать, поделить деньги с братом, и тогда уж он сразу выедет к Татьяне. А сейчас, пока дом не продан, матери оградку на могилу не на что поставить. Если Татьяна настоящий ему друг жизни, то еще раз должна помочь. В этот раз Лешка просил тысячу рублей, с обещанием, что, как дом будет продан, в тот же день долг этот он телеграфным переводом вышлет. И в тот же день возьмет билет на поезд.
У Татьяны не то что тысячи, десятки своей за душой не было. И продать нечего, и занять не у кого. Пошла к Наталье.
— Когда отдашь? — строго спросила Наталья.
— У тебя есть такие деньги?
— И у тебя были бы, если бы Полундре посылок не отправляла да мороженого по две порции не лопала.
Это же надо: туфли Натальины сапожники чинить не берутся, такие разбитые, а на книжке тысяча лежит! Но осуждать было не с руки. Молодец, Наталья, кто бы сейчас выручил, если бы и подруга была такая же беззаботная!
Наталья, конечно, расспросила, зачем Полундре такие большие деньги. Тысяча рублей! Но смерть матери, оградка на могиле… Наталья тоже была сиротой.
Послала Таня ему эту тысячу. Прошел месяц. Ни письма, ни телеграммы. Потом еще месяц, и еще, и год. Не будь между ними этих денег, она бы ему двадцать писем написала. Но тут встали эти деньги, как стена из обиды и боли. Если нет его в живых, решила Таня, значит, знать мне об этом не надо, пусть лучше хоть надеждочка останется, что живой. А если обманул? Не могла Таня представить его подлецом. Если обманул, то обманул честно. Наверное, получил деньги за дом, поделил с братом, собрался ехать, а тут встретил другую. Он такой: ах, Марусенька, Валюша, Симочка…
Но почему и в этом случае долг не вернул? Впрочем, еще неизвестно, что за мерзавка ему встретилась!
Как бы там ни было, Лешки Полундры не стало. А жизнь продолжалась.
Через два года она вышла замуж за Лаврика. В один из вечеров, когда еще у них о свадьбе разговора не было, рассказала про Лешку. Чтобы сбросить груз с сердца, чтобы быть чистой до конца перед добрым Лавриком, быть такой, каким он сам был перед ней.
— Не было у тебя к нему любви, — сказал Лаврик, — от длительной разлуки все твои чувства выросли. Такое бывает. А этот матрос — обыкновенный вымогатель.