Она не стала с ним спорить, но с «вымогателем» не согласилась. А насчет любви подумала: «Может, Лаврик прав, не было любви, вечерок в парке на лавочке, да бумаги исписала листков сто или двести». И все-таки перед тем, как пойти с Лавриком в загс, она отправила Лешке письмо в его деревню. Так, Леша, и так, собралась замуж и прошу тебя вернуть мне слово, которое я тебе дала. И если бы ответил тогда Полундра: «Стой. Остановись. Не отдаю я тебе твое слово обратно», она бы не двинулась с места.
Прошло еще два года. Родилась девочка. Второй месяц Олечке пошел, Таня еще в декретном отпуске была. Катит по тротуару коляску; к бывшей своей хозяйке решила сходить, девочку показать. Не спеша идет, и вдруг сзади:
— Здравствуй, Таня.
Оглянулась — Лешка. Стоит, смотрит без улыбки.
— Что же ты, Танюша, поспешила?
Пошли рядом.
— Я не поспешила, — сказала Таня, — я тебя потеряла.
— А я на самом деле чуть не пропал, — ответил Лешка.
Шел стихший, словно и не дышал. Костюмчик мятый, воротник рубашки на сгибе до ниток побился. И у Тани такая вина перед ним, такое чувство, хоть клади его рядом с дочкой в коляску и кати их вдвоем перед собой.
— Куда же, — спросила, — ты теперь направляешься?
— Переночую на вокзале, а утром — куда глаза глядят. Но ты лучше спроси, что со мной раньше было.
И рассказал, что, когда мать его померла, брат передумал продавать дом. Перевез в него свою семью, а Лешке приказал убираться на все четыре стороны. На Танину тысячу доехал он до Владивостока, там нанялся на пароход и отправился в долгий рейс. Мечтал денег прикопить, чтобы к невесте не с пустыми руками ехать. Хорошо заработал, но тут ему письмо из дома переслали, в котором Таня просила свое слово обратно. И тогда загулял он с горя, Леша, товарищами оброс, все, что заработал, спустил в две недели. Потом грузчиком работал. А недавно не выдержала душа — поеду, решил, увижусь. Вот и увиделись.
Привела она его в тот день к Наталье, та еще тогда не была замужем, жила одна. Поморщила нос Наталья, а куда деваться, подруга последний разум теряет — разрешила Лешке пожить у себя. Татьяна опять в долги залезла, теперь уже в тайные от Лаврика. Купила Полундре костюм, рубашку, туфли на толстой подошве.
— Такие туфли, — говорила она Наталье, — и зимой ему послужат.
Наталья дрожала от страха, боялась, что Лаврик дознается, кто живет у нее. Не выдержала, сказала Полундре:
— Что же это ты, дядя, вытворяешь? У нее ребенок грудной, муж — золото, а ты пользуешься, что у нее в голове на твой счет заскок. Кати-ка ты по-тихому отсюда и больше не объявляйся. А если она узнает про эти мои слова, то уж я лично с тобой буду иметь дело. Я тебя на краю света найду и на чистую воду выведу.
Убрался Лешка той же ночью, а Наталья, чтобы умалить свою вину перед подругой, сочинила, что сам, по своей воле уехал Полундра, а на прощание, мол, сказал: начну жизнь сначала, когда все у меня будет хорошо, верну свои долги Татьяне и попрошу у нее за все прощения.
Через пять лет после этого получила Наталья письмо для Татьяны. Лешка лежал в больнице в Астрахани, просил денег на одежонку, так как его пиджак и брюки за долгие дни болезни затерялись. Обратный адрес был не больничный, до востребования. Наталья написала на листке одно слово «паразит» и отправила Лешке.
Но все утаенное, пусть даже письмо в одно слово, грызет человека; в таком случае человек не знает покоя, потому что сам себе судья. Наталья не справилась с судом над собой и через день все рассказала Тане. Та в один день оформила себе отпуск и полетела в Астрахань, ни секунды не сомневаясь, что Лешка в больнице. Так оно и оказалось. Вернулась через три дня, позвала к себе Наталью, дождалась с работы Лаврика и сказала им слова, которые не каждому дано в жизни услышать:
— Не на одной любви свет клином сходится — и не любовь погнала меня в Астрахань. Может, я никогда не любила Лешку, только придумала по молодости. Но моя придумка счастьем в моей жизни была, отказаться от нее — это как от всей своей молодости отказаться. Лешка не обманщик, не вымогатель, он несчастный человек, и я его не брошу. Попросит денег — пошлю. Приедет — пусть тут живет, помогу, чем смогу. Вот и решайте, мой муж и подруга, преступница я или дура, решайте, что со мной делать, какой выносить приговор.
Наталья переживала за Лаврика, хотела все сгладить.
— Ты, Татьяна, просто сердобольная. У тебя в голове мысль засела, что ты виновата в его несчастьях. Если тебе денег девать некуда, конечно, можешь ему выплачивать пособие. Люди об этом не узнают, так что смеяться не будут.
Лаврик молчал, и это пугало Наталью. Татьяна ждала его слова спокойно.