Первое время Тевено ходил как оглушенный. Порой ему казалось, что преисподняя, если и не выглядит точь в точь как Рауди, то очень похожа. При том он с удивлением замечал, что кое-кому из тех. с кем ему приходилось работать, здесь нравится. Суета, новые лица, и кормят каждый день. В последние месяцы в Рауди стали приходить, помимо кабальных, и вольнонаемные рабочие, получавшие плату, правда, не деньгами, а товарами, которые хозяин и его подручные специально для это цели закупали у заезжих торговцев. Товары были бросовые, но деревенским и они были в диковинку.
Вообще же Рауди было место на редкость безобразное. Не потому, что для этого нарочно старались, а просто так получилось. Настоящих домов здесь было по пальцам счесть. Хаялик со своим семейством жил в доме, заезжий двор для купцов имелся. Работники, пока погода позволяла, ночевали под временным навесом, а в холода, когда жизнь в Рауди почти замирала, переселялись в бараки охраны, поскольку большую часть охранников об это время отпускали по домам. Разумеется, охранники здесь были не из «красных курток». Как правило, это были все те же кабальные, по разным причинам не ушедшие по деревням, когда срок их работ закончился. Сейчас-то охрана была на своих местах и надзирала.
Говорили, что вскорости расчищенные земли отдадут под вспашку, и тогда здесь начнут по-настояшему строиться. Но пока до этого не дошло. Лес валили и сплавляли вниз по реке, в заселенные земли. Среди плотогонов, перегоняющих лес, кабальных не было. Они задирали носы не только перед деревенскими, но и перед охранниками, которые кроме Рауди, да, по крайности, поселка при крепости, не бывали нигде. А плотогоны повидали настоящие города, верфи, корабли. Кое-кто врал, что добирался до самого моря.
Тевено этих рассказов, особливо про море, не слушал. С него достаточно было и реки. Он и представить не мог, что бывает столько воды и сразу. Конечно, он с младенчества слышал, что Дэль – большая река, но чтоб такая! Противоположный берег был так далеко, что, если вглядываться внимательно, начинало мерещиться, что его затягивает туманная дымка. На реке Дэль не было ни одного моста, не было и паромов. Ни к чему. Не ходили здесь и речные корабли, как в низовьях. Все же какое-то сообщение между берегами существовало, и люди там бывали. Но говорить об этом избегали. Кроме Орена, который высказался о том, что происходит на том берегу с неожиданной откровенностью. Но и он не сказал, зачем его носило за Дэль, и что он там делал.
Впрочем, об Орене в эти дни Тевено не вспоминал. Слишком много было всего другого, даже если не брать в расчет работу. В первую очередь – река. Близость ее угнетала. Правда, люди, работавшие здесь, кажется, совсем не боялись ни прагинов, ни прочих злых водяных нежитей. И то – вряд ли те обитали в грязной взбаламученной воде, под берегом, по которому беспрерывно волокут бревна, где гремят топоры, слышится брань и стелется крепкий едкий дым от смолокурни. И все же река была слишком чужой. Как ни страшен был лес, Тевено чувствовал, что предпочел бы оказаться там, в самой чаше, лишь бы подальше от реки.
Но подальше не получалось. Работа не позволяла. И сама по себе была тяжела, хотя среди рабочих неженок не водилось. Просто большинство новичков, таких, как Тевено, привыкли к другой. И они крепко уставали. Конечно, опытный человек подтвердил бы разницу между кабальными работами в Рауди и рабством, и помимо того, что работы эти были временными. Кормили рабочих невкусно, но сытно, преимущественно кашей и рыбой, отнюдь не сырой , а вареной ( начальству рыбу жарили, так на то оно и начальство). Работали с утра до вечера, и за пределы Рауди стража не выпускала, но в свободное время – а сколько-то его все же оставалось – можно было делать, что угодно. Или почти. Те же, кто уже попривык, объединялись с вольнонаемными, или даже с плотогонами, или обслугой купцов, пили брагу и пиво, если было что-то на обмен – менялись, пели, орали, дрались – развлекались, одним словом. Что до драк – тут стража следила, чтоб не доходило до калечества, а синяки ставить друг другу не мешала. У плотогонов, говорили, схватывались жестоко, доходило и до смертоубийств. Но они были сами по себе, и тут стража не вмешивалась. Своих же драчунов, если излишне зарывались, могли и высечь. Но такое случалось редко.
Тевено пока было не до развлечений. После ужина он валился с ног и спал как убитый до самой побудки. А на рассвете – вместе с прочими, похлебав чего-то неопределенного, топать под хмурыми и полусонными взглядами стражников по просеке, цеплять бревно веревочной петлей и по той же просеке тащить к берегу, и снова, и снова, и снова…
Он бы привык. И забыл бы про Орена, если б не увидел его снова.
Возможно, пограничник все эти дни находился где-то поблизости, но Тевено его не замечал, как ни бросалась в глаза среди толпы красная куртка. Не очень-то приходилось глазеть по сторонам – непременно ноги отдавят, под ребра чем-нибудь тяжелым въедут или чего похуже. А может, Орен на досуге отдыхал и отсыпался – ведь для пограничников, по каким-то причинам прибывшим на Рауди, был отведен особый дом – не барак, как для местных охранников.
В тот день – они были в самой глубине просеки, только что развернулись, – им велено было посторониться. И Тевено получил возможность разогнуться и встать. Он увидел Хаялика с двумя подручными, еще трех человек, явно не принадлежащих, судя по одежде, ни к рабочим, ни к охранникам. Немного позади и в стороне, так же, как на лесной дороге, брел Орен.
Хаялик разговаривал с одним из чужих. Точнее, не разговаривал, а, как обычно, кричал, но из-за стука топоров голоса его все равно не было слышно. Собеседник его кивал, полуприкрыв глаза тяжелыми веками. Одежда, расшитый пояс, мягкие удобные сапоги, и -, главное, манера держаться, выдавали в нем состоятельного негоцианта. Однако Тевено никогда прежде таковых не видел, да и не было ему дела до того, зачем этот вальяжный господин вместе с Хаяликом сюда пришел. И просто пользовался передышкой, потирая ноющую поясницу.
Затем Хаялик и купец двинулись дальше. За ними – все их спутники. кроме Орена, который почему-то замешкался. Или что-то заметил и хотел получше рассмотреть. Ему не препятствовали, не толкали не кричали: «Посторонись!» Никто бы ни рискнул, хотя в Рауди «красные куртки» не были хозяевами, и всем здесь вроде бы распоряжался управитель.
Так или иначе, Орен оказался от тех, кого сопровождал – если он вообще их сопровождал, а не шатался сам по себе – еще дальше, чем был прежде.
Старший среди грузчиков велел пошевеливаться, они накинули петли на плечи и рванули с места свое бревно, когда хор отчаянных воплей снова заставил из замереть.
По пути в Рауди Тевено приходилось быть свидетелем странных и страшных случаев, но те как-то протягивались во времени, а тут все произошло мгновенно.
Дерево, падающее поперек просеки. Вопль, вылетающий, по меньшей мере из десятка глоток. Метнувшиеся во все стороны рабочие. И человек в красной куртке, протянувший руки навстречу летящему на него стволу.
Вот что увидели все, кто мог видеть в тот краткий миг. И еще миг Орен удерживал дерево. Потом отпустил – нет, бросил на землю, удостоверившись, что никого не заденет, и упруго отскочил в сторону.
Собравшиеся разделились. Одни бросились назад, к поваленному дереву, ругаясь и крича, требуя найти того слепого дурака, из-за которого чуть не погибло столько народу. Другие все еще ошеломленно стояли, таращась и открыв рты. К месту происшествия, перебирая голенастыми ногами, уже бежал Хаялик, позабывший про собеседника.
– Уснули?!– услышал Тевено над самым ухом. Вместе с остальными он подхватил петлю. Но, прежде чем отвернуться, мельком заметил в толпе бледное лицо Квилла. Или ему так показалось.