— Не ожидал, не ожидал от тебя, даже интересно. Ты, да и под землей. А не скажешь по тебе. Вроде бы говорил, что и метро не любишь. Скажи только, как же ты с ними-то связался?
Максим мялся на пороге. По знаку конвоир расстегнул наручники и запер дверь, оставив собеседников наедине.
— Присаживайся, поговорим, — наигранно-дружелюбно проговорил Антон.
— Это… допрос? — в замешательстве пробормотал Максим, присел на краешек дивана, который услужливо прогнулся.
— Да. И попрошу вас говорить, хорошенько обдумывая свои слова. Вас хотели расстрелять, но оставили, так как сочли, что вы можете быть полезным, если, конечно, пойдете на сотрудничество. Учтите, что вы уже достаточно много знаете о том, что принято называть корпоративной тайной. Поэтому учтите, ваша судьба в ваших руках, — с этими словами Антон достал из стопки листок, взял толстую ручку серебристого цвета и принялся что-то усердно писать.
Это одна из отвратительнейших ситуаций. Человек, с которым вы были на равных, вдруг становится несоизмеримо выше вас, а вы в положении подчиненного сидите перед ним, не зная, как отвечать на высокомерные фразы и завуалированные унижения. В жизни гордость не срабатывает. Остается инстинкт самосохранения. И желание ответить как-нибудь, только бы поскорее все кончилось. И без последствий.
— Ну, что молчишь? Отвечай, время не ждет.
— Отпустите меня, ведь… я же ничего такого-то… я из метро взорвавшегося…
— Это мы знаем, и это не важно. Важно сейчас, соглашаешься ли ты на сотрудничество или нет. Стоит подумать над ответом.
С этими словами он закончил писать и передал листок бумаги Максиму.
17
«Макс, соглашайся, или тебя расстреляют. Второй раз я не смогу за тебя заступиться. Никаких эмоций и вопросов ко мне по прочтении записки. Камер тут нет, но есть прослушка. Соглашайся не прямо сейчас, но веди к этому разговор, иначе могут заподозрить. Я постараюсь помочь тебе в этой системе. Выхода живым отсюда нет. На Соловки поедем вместе. Надо поговорить. Сейчас я скажу тебе, что необходимо свозить тебя туда, в бункер, якобы для выяснения обстоятельств. Соглашайся. Там поговорим. И ни слова, иначе нас обоих убьют. Сейчас спроси меня, что тебе нужно будет делать в случае сотрудничества. Скажи, что подумаешь. Один день можешь подумать. Листок отдай».
— Я подумаю… сейчас, после всего так голова трещит… — сказал он без лишних вопросов.
— Хорошо. Мы переведем вас в другое помещение до следующего утра.
Антон сложил листок и спрятал в нагрудный карман пиджака. Потом позвал какого-то дежурного, и он проводил Максима в комнату на втором этаже. Окна были зарешечены. Несколько простых кроватей стояли, как в номере гостиницы. Обхватив голову руками, на одной из кушеток сидел Александр Андреевич. Железная дверь захлопнулась, и было слышно, как ее заперли снаружи на ключ.
— Ты здесь? Значит, прости, беру свои слова обратно. Думал, ты у них шестеришь, — медленно, не поднимая головы, проговорил он — Почему тебя не убили? Может, скажешь, в голове не укладывается.
— А почему же вы меня тогда в бункере к стенке не поставили? Наверное, и вам был нужен инженер на халяву? И им нужен, я так понял, ваши организации не сильно разнятся, а интересы и подавно общие.
— Интересы… Хорошо, что я не один. Женю жалко. Умрет он скоро.
— Почему?
— Знаешь, такие внештатные сотрудники часто выпадают из окон или сбиваются машинами. Сейчас ведь не тридцать седьмой. Сейчас изощренней убивают.
— А почему же не расстреляли вас в таком случае? Вы-то им на что?
— Я-то… — Александр Андреевич повернулся к Максиму, — а я-то один точную дорогу знаю. И к бункеру, и ко входу в шахты. Там, на Соловках. Один. Есть вещи, которыми не стоит делиться даже с близкими друзьями.
— И что, предложили сотрудничать?
— Предложили… в их стиле. Предложение, от которого нельзя отказаться. Жить не тебе одному хочется. Они меня убьют потом. И тебя. Если не удерем, у нас еще есть шанс. На Соловки вместе поедем.
— Я сказал, что подумаю…
— Если завтра не согласишься, придется мне ехать одному. Помнишь, как в том фильме: «Как говорил один мой знакомый, покойник, „я слишком много знал“»… Ладно. Не бойся. Пока поживем. Забудь все, здесь тепло, и кровати есть. Спать. Утро вечера мудренее.
18
Максима разбудили утром, часов в шесть. Он поднялся, продирая глаза, успев за несколько часов сна заново привыкнуть к комфорту. В этот раз ему на удивление хорошо спалось — никаких снов, никакого шума тысяч моторов за окном, чистый, свежий, приятно пахнущий хвоей воздух. Александр Андреевич крепко спал. Такова уж особенность всех людей — спать крепким детским сном, после того как тяжелые переживания и события успокаиваются и наступает новый относительный порядок в жизни.