Максим решил пока передвигаться ночами. Первый день до заката он отсиживался на берегу в лесу, изучая содержимое папки. Там была помимо всего прочего куча разного рода предписаний, как и куда идти группе монахов, а также некоторое количество денег, которого бы хватило на самые необходимые продукты для предполагаемого числа людей. Волею случая, в руках одного Максима оказалось все, что должно было помочь добраться до безопасного места в Финляндии хранителям соловецкой тайны.
От государевой дороги, указанной на карте, не осталось ничего. Кроме твердой земли под ногами, а от болотной гати больше ничего и не требуется. Максим вторые сутки брел, прощупывая перед собой каждый метр длинной и надежной слегой, наступая в чавкающую зеленоватую жижу. Болота Карелии местами непроходимы, но по колено, а то и. глубже прощупывался этот путь, проложенный еще в начале восемнадцатого века. И ни души вокруг. Зачем Максим пошел там? По пути он не раз задавался этим вопросом, не раз доказывал себе, что это было глупо: его побег попросту не заметили, а те, кто заметили, безусловно, мертвы. Его никто не ищет. Все это планировалась для того, чтобы укрыть среди болот группу монахов, при всех бежавших из подземелья. Но все же Максим продолжал идти вперед. Осторожность, как он понял за месяцы, проведенные в рабстве, никогда не бывает лишней; к тому же он был еще слишком бледен для обывательского вида, а это могло насторожить любого службиста, разгуливающего в штатском. Все-таки тайная корпорация, решившая добывать алмазы, была поистине огромна. «Все равно выйду под Питером, Питер — большой город, там спрятаться легче», — решил Максим. В Финляндию он решил не идти. Он решил просто исчезнуть из жизни людей, связанных с подземельем. Это прошло, и слава Богу; ничего не вынес он оттуда, даже своих тетрадей с записанными историями монахов, так что теперь жизнь, что называется, с чистого листа. Так он шел, смотря под ноги в непроглядную мутную воду болот, на мелькающие кочки, которые только кажутся надежной опорой. Наступи на них, не проверив, и все — ты уже на дне трясины.
Гать была довольно широкой — около четырех метров. Ведь по ней, как утверждает история, Петр протащил два огромных судна к невским берегам. Хотя величина кораблей — тоже вещь относительная: в Северную войну прогулочный катер «Москва» показался бы фрегатом. Вокруг Максима третий день тот же невзрачный пейзаж: иссохшие чахлые деревца, зеленые грибы кочек; эту тишину не нарушали веками… как и в подземелье; но нет, даже гнилостный воздух болот казался Максиму приятнее постоянной темноты и духоты кимберлитовых шахт, к тому же соединяющихся с непрерывным напряженным чувством неволи. Максим поднял голову: очень затекла шея, — и осмотрелся.
Слева от себя он заметил вдруг какую-ту неестественно большую кочку, в общем-то совсем не кочку, она просто не могла иметь такую форму. Что-то довольно большое, равномерно покрытое мхом, продольно-выпуклой формы выступало из водянистой плоскости болота. «Сбитый самолет?», — подумал Максим. Прощупывая слегой каждую пядь илистого, но в основании крепкого дна, он подошел к неопознанному болотному объекту. Мох, казалось, давно уже облюбовал его. Это легко мог оказаться пропавший без вести подбитый бомбардировщик времен Великой Отечественной, для истребителя он был все же великоват. Максим поводил по нему жердем — алюминиевая обшивка не проступала. Постучал — раздался глухой стук, затем палка провалилась внутрь образовавшейся в гнилой древесине пробоины. Максим оглядел странную находку еще раз, и тут его осенило… корабль! Прямо перед ним на боку лежал старинный корабль! Болото уберегло его от стремительного разложения. Но откуда? Неужели? Да, он вспомнил, монахи точно говорили ему… не все суда, что задумал протащить волоком молодой царь, достигли Балтики. Значит, он пролежал здесь почти триста лет! За эти годы никто не нашел его в трясинах карельских болот.