Роберта сильно удивило, так это продолжение обучения. Ему казалось, что они уже владеют всеми нюансами военных действий, но перед ним открывались ещё более глубокие секреты их деятельности. Первые шесть месяцев проходила индивидуальная специальная подготовка, где Кейт получил специализацию по проникновению и методу входа. Следующие полгода проходила тренировка основных навыков миссий на уровне подразделений: ближний бой, специальная разведка, морское преследование и всевозможные тактические действия. И ещё шесть месяцев заняло обучение, где отшлифовывалось взаимодействие со вспомогательными группами разведки, специальной лодочной командой, связистами-шифровальщиками, медицинскими службами, минёрами и даже с лингвистами-переводчиками. Всё прорабатывалось очень скрупулёзно, учитывалась каждая мелочь, каждая деталь плотно залегала в мозгу, и каждое действие доводилось до автоматизма.
— Интересно, Роберт, что из всего этого пригодилось? Не кажется ли тебе, что вас нашпиговали чересчур, — тихо спросил Айван.
— Отвечу вопросом на вопрос. Ты видел когда-нибудь поединки сумо?
— Конечно да, я же не совсем дикарь.
— Тогда должен был заметить, что за поединок они используют два-три приёма. А знаешь, сколько их в арсенале? Угадай.
Айван вспомнил те редкие фрагменты борьбы сумоистов, которые он давно, ради праздного интереса, посмотрел по телевизору.
— Я думаю, до пятнадцати, — уверенно ответил Стеблин.
— Почти угадал. Восемьдесят два, — улыбнулся Роберт, — и они не считают, что их нашпиговали, я имею в виду приёмами, а насчёт веса, согласен.
— Убедил. Закрыли вопрос, продолжай.
Размеренность службы сыграла с Кейтом злую шутку, в нем опять проснулся инстинкт подражания. Повышенный адреналин, постоянное состояние стресса, холода и дикая усталость, последние три десятка месяцев прятало его очень глубоко, так что Роберт очень редко вспоминал о нем, а если и приходила мысль, то он считал, что это бесследно исчезло. Капитан Давид Гольдберг отвечал за анализ и подготовку проведения спецопераций. Кейт всё чаще, как в детстве, ловил каждое его слово, присматривался к манере поведения и так же, как в детстве, это не прошло незаметным, тем более здесь, где взгляд любого без труда улавливал каждую мелочь. Во время обсуждений или пустяковых споров внутри взвода Роберт сам не замечая того начинал говорить с той же расстановкой и интонацией, присущей капитану. Сначала это принималось за шутку, потом за плохое чувство юмора Кейта (повторение это уже не смешно), а затем и начинало раздражать, но Роберт абсолютно не обращал на это внимание, ему нравилась такая манера. Так же, как и Давид Гольдберг, начиная что-либо объяснять, он поднимал правую руку к груди, выставив большой и указательный палец в виде пистолета. Потом он уже даже не замечал, что при неуставном обычном общение с капитаном, всё чаще позволял себе его копировать.
— Не могу не поинтересоваться, Роберт. Всё это время вы были на базе?
— Конечно, нет. Но извини, все наши миссии засекречены, и я давал подписку о неразглашении. Честно сказать, во время некоторых, я вообще не понимал, что мы здесь делаем, но меня научили не задавать вопросы.
Кейт понимал, что он начинает выпадать из команды. В плане выполнения спецопераций никаких препятствий не было, но психологическая обстановка внутри взвода желала быть лучше, и виной этому был он. Только один человек, кубинец по национальности, снайпер Карлос, не обращал на поведение Роберта никакого внимания, остальных же это раздражало, потому что Кейт начал напоминать капризного ребёнка, который делал, что хотел, не слушая никого. В конце концов, то, что изначально выглядело как безобидная пародия, переросло в проблему, о которой уже знало командование. И её надо было решать.
Одним утром Давид Гольдберг вызвал к себе в кабинет Роберта и без всяких «предварительных ласок» угрюмо, и как всегда с расстановкой, спросил:
— Поговорим без официоза. Кейт, что происходит?
Конечно, капитан уже в десятый раз изучил его дело и был прекрасно осведомлён о трагедии, произошедшей с его родителями. В его армейской карьере попадались бойцы с подобным несчастьем в прошлом, но никто из них не делал ничего подобного. Здесь явно особый случай. Роберт только сейчас осознал, смотря на холодный взгляд командира, что это может быть конец его службе.
В дверь постучали и на разрешающий окрик Гольдберга, в кабинет вошла военный психолог, также в звании капитана, Джессика Лейтон. Это была красивая женщина маленького роста лет сорока с ангельским голосом, но с твердым стержнем внутри, о наличии которого при первом знакомстве с ней даже не догадываешься. Ей явно было не по душе, что её пригласили на этот разговор, о чем она сразу сказала Давиду: