Почти все европейцы, проезжавшие по дороге, просили о том же. Человек устало пригласил гостей пройти в небольшой прохладный холл с полом, вымощенным плиткой, где стоял сильный запах нефти.
Охранник пересек холл, привел в действие невидимый механизм, потом открыл дверь, и тут же рокот машин стал громче, но затих, когда дверь закрылась.
Таблички со стен кричали красными буквами: «Не курить — смертельно опасно».
Через секунду охранник вернулся в сопровождении крепкого мужчины с блестящим от пота лицом, одетого в белый халат, заляпанный масляными пятнами. Светло-каштановые волосы и кожа кирпичного цвета, как и сдержанное поведение, выдавали подданного Ее Величества королевы Великобритании.
— Джон Пенфолд, — представился инженер, извиняясь жестом за грязные руки. — Чем могу быть вам полезен?
— Простите, что отрываем вас от работы, — сказал Коплан, — но возможности получить эти сведения на этом шоссе довольно незначительны. Моя жена и я едем в Абу Кемаль, чтобы посмотреть на архелогические раскопки Мари. Есть ли поблизости место, где мы могли бы переночевать? Если судить по карте и путеводителю, это весьма проблематично.
— О? — произнес англичанин. — Не ломайте себе голову. Вы можете остановиться в соседнем здании. В нем есть комнаты для проезжающих. Обратитесь к консьержу.
— Превосходно! — обрадовался Франсис. — А поесть можно тоже?
— Разумеется! Есть столовая. Вы будете гостями ИПК. — Он посмотрел на Клодин, машинально вытер руки о кусок пакли.
— Может быть, мы будем иметь удовольствие увидеться снова?
— Конечно. Мое дежурство заканчивается в шесть часов.
— О'кей. До скорого? — бросил Франсис.
Через пять минут он вошел в другое белое строение, где любезный консьерж, выслушав его объяснения, посоветовал подогнать машину к подъезду, чтобы облегчить выгрузку багажа.
Затем приехавших проводили коридорами, чистыми, как в больнице, к уютной комнате, имеющей душ, — неожиданная роскошь в этой каменистой пустыне. Консьерж сообщил, что ужин бывает между пятью тридцатью и восемью часами в общей столовой и что путешественники освобождаются от всякой платы.
Когда Коплан и его спутница остались одни, Клодин произнесла глухим голосом:
— Вот видишь, везде одно и то же. Нас принимают по-доброму, а ты готовишь этим ничего не подозревающим милым людям гадость.
— Отстань! — раздраженно ответил он. — Ты собираешься читать мне мораль всякий раз, когда мы будем работать вместе?
С обнаженным торсом, он открыл два больших чемодана, привезенные из Багдада, чтобы переодеться.
Раздосадованная Клодин сбросила платье и осталась в одних трусиках.
— А я? Кого еще мне придется очаровывать? — спросила она через некоторое время.
— Никого. Улыбайся и помалкивай. Это все, что я у тебя прошу.
Она подошла к нему и прижалась к его груди как можно крепче.
— Ты не в духе? — спросила она, ласкаясь.
Он отодвинулся, развернул ее и слегка шлепнул по заду.
— Нет, — ответил он. — Вот только, представь себе, у меня тоже бывают причины для недовольства. В эти моменты мне лучше не надоедать. Прими душ, а об остальном не заботься.
Через час, одетые более элегантно, хотя и без претензий, они вошли в зал столовой.
Разговоры десятка людей, собравшихся в этом зале, разом прекратились. Все взгляды обратились на вновь пришедших, и появление гостей было встречено почти тягостным молчанием.
Коплан поздоровался с присутствующими, поклонившись и сказав:
— Джентльмены…
Встав из-за столика, инженер Пенфолд отложил салфетку, чтобы пойти гостям навстречу.
— Будьте как дома, — радушно сказал он, — Садитесь, куда хотите… — Он покраснел. — …можете за мой столик.
Он указал рукой на два свободных места напротив его прибора.
— Охотно, — ответил Коплан.
Улыбающаяся Клодин молча кивнула.
За едой беседа касалась самых различных тем: достопримечательностей Ирака, жизни в Багдаде, мировой политики и других классических тем для разговора людей, никогда раньше не встречавшихся. Разговор неизбежно зашел о нефти вообще и ИПК в частности.
Клодин страшно скучала, тем более что она не понимала ничего из ведущихся при ней разговоров.
Около девяти часов вечера, сидя перед стаканами виски и куря одну сигарету за другой, мужчины все еще оживленно разговаривали.
— Это невероятно, — говорил Франсис. — Вы находитесь на жизненно важном пункте, в самом важном месте на пути перегонки иракской нефти к Средиземному морю, и лишены какой бы то ни было защиты. После диверсии против ваших нефтепроводов в Иордании и Сирии вы не принимаете никаких мер безопасности. Это безумие.