— Хорошо, Даг, кажется мы закончили, — Устинов подвел итог продолжительной беседы, — Я благодарю вас за откровенность. Думаю, мне есть, что обдумать. Вас сейчас проводят в камеру и обязательно накормят. И не беспокойтесь, Даг, ничего плохого с вами не случится! Я лично за этим прослежу.
Джонсон устало кивнул. Словам дознавателя хотелось верить. Но он уже привык, что все в этом мире так или иначе хотят его кинуть. Почти как и в прежнем. Только там Даг рисковал деньгами, максимум карьерой. А здесь — жизнью.
***
В кабинете Устинова собралось внеплановое совещание на «высшем» уровне.
За широким столом восседали трое, наделенные знаниями, средствами, а главное — властью.
Справа расположился Эдуард Бляхер, профессор, преподаватель, крупная шишка в академических кругах города. И, по совместительству — один из влиятельнейших членов правления гильдии теоретической инженерии. Он курил трубку, кутаясь в теплый китель. Дым клубами поднимался над кислой физиономией и скапливался под потоком комнаты бесформенными облаками.
Напротив сидел Жан Филипп Дюбуа — градоначальник и управленец, политик, советник, «новая волна» власти. Он был относительно молод, отлично воспитан и вышколен. В людях Дюбуа больше всего ценил два качества: высокое происхождение и беспрекословную исполнительность. По твердому убеждению Жана, человек либо имеет первое, либо просто обязан воспитать в себе второе. Сам он, без сомнения, принадлежал к «верхушке» городского бомонда. А по сути — являлся вторым лицом в городской иерархии. После мэра, конечно.
Хозяин кабинета, Платон Устинов, занимал привычное место — во главе стола. Как и всегда — собран, сосредоточен, погружен в дело на сто процентов. Одет с иголочки, властное лицо дышит силой. Взгляд пронизывающий, цепкий. Горделивая осанка и надменное выражение на физиономии просто обязывают воспринимать его серьезно. Он был далеко не молод — это выдавала проступающая седина. Но возраст еще не одержал победу над железным характером дознавателю. Попытался, сделал подход — и отступил, на время.
— Итак, объясните мне, каким образом этот… хм… Джонсон… сумел выбраться из академии? — с вызовом прошипел Дюбуа, — Он что, просто встал и вышел вон? А где же ваша хваленая охрана? Где предпринятые меры безопасности? Что, черт побери, за вакханалия у вас творится?
Тон советника заставил Бляхера поежиться, несмотря на то, что тепловоды работали на всю. Устинов не экономил на отоплении, также, кстати, как и на свете. Фонари освещали кабинет полностью, не оставляя ни единого темного уголка.
— Не все так просто, Филипп, — прокряхтел профессор, — Я даже не буду упоминать, что финансирование проекта явно недостаточно…
— Не надо! — Жан не постеснялся вставить реплику.
— …не буду говорить, что на охрану и прочую обслугу денег просто нет. Это всем и так ясно. Вопрос несколько глубже, чем кажется на первый взгляд.
— Ну так просветите нас, будьте добры!
Бляхер сморщился, про себя проклиная чертового политикана. Ни в чем не разбирается, ничего не соображает, зато лезет в каждую щель со своим очень важным мнением!
— Дело в том, что м-м-м… процедура ротации разработана и реализована весьма специфическим образом. Она, в числе прочего, подразумевает вполне определенное воздействие на ментальный слой реципиента.
— Да-да, это понятно! Они должны как можно быстрее забыть родной мир. Но как это связано с тем, что произошло?
Профессор тяжело вздохнул. Сохранять спокойствие становилось все трудней, так и хотелось приструнить зарвавшегося выскочку. На этот раз повезло — выручил хозяин кабинета.
— Эдуард, вы ведь эксперт, — ледяной тон Устинова разом разрядил обстановку, — Расскажите спокойно и по-порядку, что за воздействия вы имеете ввиду?
Бляхер изобразил благодарный полупоклон. Затянулся, отложил трубку. И продолжил, как на очередной своей лекции.
— Во-первых, надо понимать, что наши кандидаты проходят всесторонний отбор. Ротация не работает для любого встречного-поперечного. Если угодно, наши реципиенты…
— Избранные! — вновь влез Дюбуа.