Страх. Не ужас, не паника, а обыденный повседневный страх. К которому привыкаешь и перестаешь обращать внимание. Только привычно вздрагиваешь от каждого неожиданного движения и шороха.
Фонарь оказался практически бесполезен. Он не добавлял ни капли освещенности. Наоборот, мешал тому контрастному «зрению», что пронзало тьму насквозь. Дознаватель осторожно поставил осветитель на пол. Раз без него лучше, пока обойдемся.
Возникла мысль вернуться обратно. Обратно, это куда? А в тот, привычный мир Копоти. В привычный стим-сити. К заброшенному дому, к автомобилю с жандармами. Почему-то Даг был уверен, что в этой «изнанке» мира их не окажется.
А получится ли вернуться? Уверенности не нашлось.
Но в любом случае, прежде чем экспериментировать, Джонсон просто обязан осмотреть дом здесь. Потому что «сектанты» ушли сюда, в этом теперь сомнений не осталось. Некуда им больше деться. А раз они ходят сюда, то, очевидно, могут попадать и обратно. Значит, сможет и Джонсон.
Осторожно ступая, дознаватель оказался у входной двери. Приоткрыл, осмотрелся, вышел на крыльцо. И замер.
Мир, но какая-то его мерзкая часть. Реальность, конечно, тоже не отличалась цветистостью и яркостью, но здесь серость просто доведена до абсолюта. Дома грязные, мутные, запыленные, обветшалые. Будто вот-вот рухнут. Проведешь по стене — рука в чувствует аморфную слизь, растворяющуюся между пальцев. В голове начинают стучать молоточки боли. И ни единого дуновения, ни ветерка. Все застыло в полной неподвижности.
А дом являлся некоторым «центром» этого мира. Вокруг него разливался круг серости, постепенно сходящий на нет. А дальше… Дальше тьма. Плотная, непроницаемая. Как будто даже непроходимая. Как будто мир есть тут, потом источается, и вовсе исчезает. Сменяется пустотой, полным отсутствием всего.
И дело-то явно не в доме как таковом. Не от тут является магнитом. Это ведь «пентаграмма» так фонит. Своеобразный источник реальности. С определенным радиусом действия, за которым хаос берет свое.
Смутное движение на границе тьмы заставило Джонсона вздрогнуть. Присмотрелся в ту сторону — тело. Лежащее нелепой грудой тело жертвы. Похоже, его сюда затащили и бросили. Зачем? Скрыть следы?
Даг поднял пулевик и медленно двинулся к трупу. Голова вертелась, как локатор, выискивая хоть что-то подозрительное. Ощущения засады не было, но вдруг? Проход, приманка, потом выстрел в спину. И даже тело прятать не надо, здесь явно никто лишний искать не будет.
Неприятные мысли, но Джонсон тут же выкинул лишнее из головы. Не стал бы никто изгаляться такой засадой. Не велика добыча — рядовой дознаватель. Да и не могли «сектанты» знать, что Даг пройдет за ними следом, через кротовую нору «пентаграммы».
Но все равно шел с оглядкой. Глаза сверлили близлежащие здания, осматривали углы. Ни следа человека. Вообще никаких признаков. Только вот мертвое тело.
Он лежал в серой области, почти на границе тьмы. Дальше оставалось совсем немного «мира». И начиналась тьма кромешная. Смотреть на нее не хотелось — это было сродни медленному самоубийству. Потому что тьма затягивала, тянула жизненную силу. Звала к себе в объятия. В царство вечного небытия.
Нет, спасибо, нам туда не надо. И смотреть туда без нужды не следует.
На мертвеца Даг глянул мельком, но хватило и этого. Приступ холодного ужаса пробрал до костей. Потому что тело оказалось обглодано. Кто-то большой и зубастый разорвал одежду бедолаги и кромсал холодное тело. Распотрошили труп изрядно, но потом что-то спугнуло зверя. Или кто-то.
Джонсон похолодел и одновременно весь покрылся потом. А не слишком ли самонадеянно было выходить из дома? На столь большое расстояние. Он засеменил назад, едва ли путаясь в собственных ногах.
Возникло ощущение голодного взгляда. Кто-то на него смотрел, расчетливо, оценивающе. Взвешивал соотношение опасности и количества возможной добычи. Добычей быть Джонсону совершенно не хотелось. Он инстинктивно ускорил шаги, чуть ли не срываясь на бег.
И когда уже отошел шагов на тридцать, возле тела появилась тварь.
Высокая такая, человеку по грудь. Вся какая-то невнятная, переливающаяся. Даг все никак не мог сосчитать, сколько у нее ног. Толи три, то ли четыре, то ли все пять. Или больше? Как-то странно тварь сидела, да все переминалась туда-сюда.
Зато харя… всем харям харя! Глаза имелись, но как будто закрытые. Атрофированные, стало быть. Зачем глаза, если тут видишь внутренней чуйкой, а не зрением? Ушные раковины здоровые, но вросшие в череп. Жуткие, если сказать прямо. А все остальное пространство хари занимала громадная пасть. С зубами такого размера, что саблезубому тигру при виде их стало бы стыдно за свои клыки.