Серая кожа, без намека на шерсть. Больше похожая на чешую. Двухметровый хвост, торчащий из задницы, беспокойно колотит по земле. Ощущение мощи. Да, силы и мощи. Царь местных зверей, не иначе. Вершина зазеркальной пищевой цепочки.
Тварь смотрела на Джонсона. Он осознал, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог. Побежал к дому, сломя ноги. Тварь, поняв что перед ней добыча, и добыча может уйти, бросилась следом.
Она неслась странными длинными прыжками, подолгу зависая над мостовой в верхней точке полета. В абсолютной тишине иномирья шаги дознавателя и прыжки твари звучали нервной барабанной дробью. Даг бежал, подгоняемый первобытным ужасом загнанной дичи. Тварь настигала, не собираясь упускать беглеца.
Джонсон влетел в дом, машинально захлопнув дверь на засов.
Хрясь! На створку обрушился удар такой силы, что пошатнулась стена целиком. Даг пятился, не сводя пулевика с дверного проема.
Хрясь! Косяк треснул и наклонился. Воистину, выбить такую дверь мог бы только бульдозер. Или потусторонний монстр, которому законы физики не писаны.
С зубовным скрежетом косяк рухнул внутрь дома. Что же, формально дверь выдержала, крепление сдалось раньше. Спустя мгновение поверх поверженной конструкции стояла адская тварь, скаля пасть в ехидной усмешке. Она уставилась на Джонсона пустыми, и от этого вдвойне жуткими, буркалами.
Даг выстрелил не задумываясь.
Еще и еще раз. Он за секунду опустошил обойму, целясь куда-то промеж незрячих глаз твари. Вне сомнения, попал. Зверюга даже заметно вздрагивал, когда очередной свинцовый подарок влетал в цель.
И ничего. Никакого эффекта. Тварь шагнула вперед, словно не заметив выстрелов. То ли она оказалась невосприимчивой к такого рода повреждениям… то ли голова не содержала жизненно важных органов.
Джонсон в панике бросил пулевик в морду твари, а сам рванул в комнату. Последней призрачной надеждой оставалось каким-то образом переместиться обратно, в «нормальный» мир, оставив опасность тут, «внизу».
Рывок твари — в спину словно тараном ударило. Даг буквально выбил плечом дверь комнаты, на животе пропахал добрый десяток метров. Мутный взор остановился на все еще тлеющей фигуре «пентаграммы». Он потянулся, пополз к построению, стараясь дотронуться до светящейся линии хоть пальцем.
Адская боль пронзила лодыжку. Кость хрустнула, как тростинка, мышцы порвались, призрачные лезвия распороли вены и артерии. Безумная боль захлестнула с головой. Джонсон изогнулся дугой и вырубился. Сознание провалилось в спасительное беспамятство.
***
Он приходил в себя медленно и мучительно, рывками.
Тела не чувствовал совсем. Витал в облаках, аки дух, лишенный плоти.
К нему пришли голоса. Где-то вовне, рядом.
Они громко спорили. Два сиплых голоса наперебой уверяли, что все «хорошо», но дальше Даг понял, хорошо, да не очень. Какие-то непонятные термины перемежались «заражением», «тьмой», «умертвием».
Потом пришел третий голос и авторитетно заявил: «Резать!».
Джонсон хотел воспротивиться. Ведь резать собрались его. А он не хотел быть изрезанным. Но не мог ни шевелиться, ни говорить. Даже думать удавалось с трудом.
Авторитетный голос сказал: «Или так, или через пару часов он уйдет во тьму весь». Другие голоса ничего не возразили.
Снова беспамятство. Новое пробуждение, новые голоса.
На этот раз что-то про деньги. Сколько, где, куда. Вопросы про страховку. Какой-то визжащий тенорок: «Кто за это заплатит?!». Мрачный бас капитана Сальери: «Мы тут с ребятами скинулись…». Но визжащий все не унимался, что-то вопил дальше, про большие цены и безответственное отношение к разбазариванию государственного имущества. Стальной голос Устинова. И возражения как отрезало.
Долгое время он слышал тишину. Иногда в ней кто-то тихонько переговаривался. Трудно сказать, были ли эти голоса реальными или Джонсон галлюцинировал. Порой обсуждение касалось тряпок и перевязок; в другое время голоса обсуждали что-то эзотерическое. Как будто решали судьбу дознавателя: жить тому или умереть. А если жить, то в каком виде: человека, животного или растения…
Однажды раздался плаксивый голос Жанны. Даг не различал слов, просто слышал, как она расспрашивает о чем-то врачей, плачет. Потом ее увели, и снова стало тихо.
Наконец, Джонсон очнулся. Увидел свет, глаза понемногу раскрылись. Сознание медленно вернулось в тело. Он осознал себя, вновь обрел физическое воплощение в мире людей. Вместе с ощущениями пришла слабость и ноющая боль по всему телу. Он пошевелился, попробовал сесть. С большим трудом поднял голову.