Председатель трибунала, или как его там назвать, не глядя на неё кивнул своим подручным и, в мгновение ока подскочив, два егеря ловко схватив под руки, потащили женщину к остальным бедолагам. До самых дверей она кричала, отчаянно пытаясь спасти хоть кого-то из своих детей:
- Миша! Скажи им, что ты говоришь по-фински! Господа! Мой сын говорит по-фински, не убивайте его! Миша…
Но его сестра Софья, так и не отошедшая после смерти отца - так дрожала, так прижалась к нему и умоляюще смотрела в глаза:
«Не бросай меня одну»!
Поэтому когда их не смогши рассоединить, подвели к столу и, спросили:
- Puhutko suomea…?
Он и слова не мог сказать, даже если бы спросили что-нибудь по-русски.
- …Понятно. Оба проговариваетесь к расстрелу.
Сестра вдруг ожив, сделала последнюю попытку спастись. Упав на колени, она молитвенно сложив руки:
- За что? Я так мало прожила и не успела сделать никому ничего плохого…
Но её с Мишей, уже грубо схватив:
- Пришло время умирать, рюсся!
Потащили в том же направлении, что и других обречённых на смерть.
***
Весь «судебный процесс» длился около полутора часов, в течении которых Миша, его мать и сестра сидели молча, тесно прижавшись друг к другу… Женщины молились, а он пребывал в каком-то странном оцепенении… Как будто не веря в реальность происходящего… Во второй половине дня, примерно в 15 часов, дверь открылась и в неё громко прорычали команду:
- Все русские на выход!
Собранных на Выборгском вокзале русских вывели и построив в колонну, заставили маршировать в сторону Выборгского замка (Крепость Корон Санкт-Анна)[9].
Прибыв на место, приговорённых расставили между валами в четыре ряда по двадцать человек у Фридрихсгамских ворот. Первую группу русских финны прикладами загнали в ров, а сами встав сверху на валу – вразнобой выстрелили из винтовок… Командовавший расстрелом офицер – высокий, статный, с умным красивым лицом – по-фински отругал солдат за то, что ни не умеют стрелять залпом, а затем спустившись в ров – сам добил из пистолета уцелевших и раненых.
Затем «процесс повторился… Ещё и ещё… После третьей партии, офицер не стал спускаться в ров добивать раненных, а приказал своим палачам в серой форме бросать туда гранаты.
Когда настала очередь Мишки и его семьи, он как бы уже умер… По крайней мере, сам он так оценивал своё состояние. Поэтому, как бы со стороны, не только безучастно и пожалуй даже с любопытством, он рассматривал с высоты вала то, что находилось внизу – во рву.
Зрелище было неописуемо ужасно!
Стены валов были окрашены запекшейся кровью, а всё что было между ними - превратилась в кровавое месиво. Большая груда окровавленных растерзанных трупов в несколько слоёв, бывшие когда-то людьми разных национальностей и вероисповеданий, нищими бродягами и обеспеченными джентльменами, гражданскими лицами и военными, русскими женщинами - женами финнов и русскими мужчинами – мужьями финских женщин, старцами преклонных лет – которым и, так осталось жить всего ничего и юнцами - которым ещё бы жить и жить… Кто-то из них лежал на спине, раскинув руки и ноги, кто на животе. Одни лежали на боку, обняв соседа, у других были видны только ноги, у третьих головы. У многих была проломлена голова, у некоторых и другие части тела. Одни страшно скрючились в предсмертной агонии, у других смерть была быстрой и лёгкой…
…Вдруг, когда группу в которой находились Миша и его семья, уже спихивали прикладами в ров, раздалась громкая команда на немецком:
- Hör auf, hör sofort auf (стой, немедленно прекратить)!
Это было продублировано по-фински, после чего их вернули по ту сторону рва, где были живые, среди которых Мишкой были замечены были новые лица – несколько офицером в немецкой форме и…
- Wer von Ihnen ist Baron Bistroms Familie (кто из вас семья барона Бистрома)?
Однако опережая ответ, брат Александр – с белой повязкой на рукаве, уже бежал к ним:
- Ich habe sie gefunden, Herr Jernström (я нашёл их, господин Ернстрем)!
- Слава Богу, успел!
Обняв мать, рыдающую в истерике сестру и отрешённо-спокойного брата, он спросил поочередно заглядывая им в глаза: