Глава 3. Жизнь после жизни (Судьба человека-2).
«Времена не выбирают,
В них живут и умирают…» -
Александр Кушнер.
Весна-лето 1918 года.
Как личность, барон Михаил фон Бистром умер от удара прикладом по темени, но его на редкость живучий организм категорически не желал становиться разлагающейся падалью. Поэтому через несколько часов он пришёл в себя.
Сперва прислушался к звенящей тишине, затем открыл правый глаз (другой заплыл, как и вся левая часть головы) и долго лежал уставившись в потолок - вспоминая что произошло прошлым днём. Хотелось было верить, что это был всего лишь кошмарный сон - но адская головная боль безжалостно подтверждала, что это была явь.
Затем то, что раньше было Мишей перевернулось на живот, встало на карачки и после того, как его вырвало – на колени. В таком положении, при свете догорающего камина, оно долго тупо рассматривало другой организм - брата Александра, привязанного к любимому отцовскому креслу-качалке - на котором тот так любил зимними вечерами сидеть у камина, курить трубку и об чём-то своём размышлять… У этого организма отсутствовали одежда, уши, нос и то что находится у каждого мужчины ниже пояса…
А главное – признаки жизни.
Один глаз вытек, на груди присутствовали многочисленные ожоги, которые проявив известное воображение, можно было прочитать как:
«РЮССЯ».
Учуяв носом вонь жаренной плоти, организм перевёл взгляд на камин с торчащей в нём кочергой и некоторое время тупо её рассматривал. Затем он встал на ноги и оглядел холл: возле входа лежали вещи его семьи - как аккуратно сложенные, связанные в узлы, так и наваленные кучей. Здесь была и его одежда на все случаи жизни и, даже его старый кожаный ранец – новый продали или обменяли на еду ещё прошлой осенью.
И только сейчас он обратил внимание, что сам раздет до нижнего белья и бос.
Постояв, он стал медленно покачиваясь от головокружения подниматься по лестнице на второй этаж, отдыхая через каждые пару ступенек. Довольно долго простояв возле дверей девичьей, затем решительно распахнул дверь и вошёл внутрь.
Первое что он увидел в свете светившей в окно Луны, это были цвета кладбищницкого мрамора ноги лежащей на кровати сестры - неестественно широко раздвинутые, как у сломанной куклы… Одежды на ней не было, не считая за таковую подушку на лице, конечно.
Что-то невнятное промычав, бездушный мишкин организм повернулся было влево - на выход… Но тут увидел у углу за дверью то - что когда-то произвело его на этот Свет: баронессу Елизавету фон Бистром. Правда, опознать её можно было только по платью, ибо вместо лица было что-то жуткое - с вдавленным внутрь носом, оскаленными зубами, висящим на ниточке нерва глазом и слегка прикрытое спадающими с головы седыми волосами…
Испытав что-то непонятное, мишкин организм довольно долго простоял возле тела биологической матери - разглядывая его, как будто запоминая, потом как сомнамбула двинулся дальше.
Заглянув в спальню родителей, он увидел на широком семейном сразу четыре организма, подающих признаки жизни в виде издаваемого могучего храпа и выдыхаемого невыносимого сивушного перегара, от которого даже стёкла запотели. Вспомнились слова отца:
«Финны, Миша – ещё большие пьяницы, чем русские».
У стены были поставлены их винтовки… Но это были тяжёлые, длинные пехотные трёхлинейки, хотя и со снятыми штыками. Даже здоровому, мишкиному организму с ними было не справиться.
В своей спальне он обнаружил ещё двоих подобных, спящих на детской кровати «валетом». Был бы Мишка живой, он возможно бы испугался, но организму кое-что требовалось для дальнейшего выживания. Прокравшись на цыпочках, он вытащил из тайника (сделанного в платяном шкафу с помощью отца после первого обыска), свой финский нож и разобранную винтовку «Монте-Кристо» с принадлежностями для чистки и изрядным количеством патрончиков к нему… Коробка с очень ценными в это время ещё довоенными рыболовными крючками, катушкой лесы из шёлка, пучком гусиных перьев для поплавков и свинцовыми грузилами. Здесь же были все накопленные за жизнь денежные средства: серебряные и даже одна золотая монета, а также тощая пачка «николаевских» - всё ещё охотно принимаемых к оплате на всём пост-имперском пространстве.