« …Если пустить финнов в Петроград, то они уничтожат, расстреляют и перережут всё наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодёжь, гимназистов, кадетов — всех, кого могут, как они это сделали, когда взяли у красных Выборг», - белогвардейский контр-адмирал Пилкин, 1919 год.
«Никто из нас не хотел похода финляндцев на Петроград. Мы помнили о расправе над русскими офицерами…», - один из лидеров антибольшевистского петроградского подполья Таганцев.
Беспризорник по имени Михаил по прозвищу «Барон», время своего существования на этом говённом Свете чётко разделял на две части – «жизнь» и «выживание организма после жизни». Ибо, себя он живым уже давно не считал, как бы со стороны – с потусторонней отрешенностью, зачастую даже с каким-то наивно-детским любопытством – «а что из этого получится(?)», наблюдая за действия своего тела.
Ведь, «жить» - это значит кого-то любить и быть в ответ любимым!
А когда ты только жрёшь, спишь и дерёшься - это разве жизнь?!
Тело же, действует по программе - заложенной в живые существа миллионы лет назад Матушкой-природой. Оно спит чтобы восстановить силы, бродит в поисках чего украсть или отнять чтоб было что пожрать, чем прикрыть наготу и согреться, бегает-спасается от милиции или от рассерженных граждан… Нападает с такими же беспризорниками на одиноких прохожих, на уличных торговцев, дерется с ними же за кусок хлеба и за место у костра в московских развалинах…
А он, Мишка – здесь вообще ни при чём, иногда даже искренне удивляясь, что его тело до сих пор ещё из ходящего трупа не превратилось в настоящий. Довольно часто, он даже желал, чтоб так и случилось… Но проклятый инстинкт самосохранения - раз за разом вытаскивал тело из самых невероятных передряг, а доставшийся от родителей могучий иммунитет – побеждал любую цеплявшуюся хворь.
У него ничего нет, не осталось – ни дома, ни семьи, ни Родины, ни флага… Некого любить, нечего терять, значит - некого и нечего бояться. Только воспоминая о том славном времени - когда он был живым, настоящий финский нож «пуукко» и сладкие грёзы - приходящие в тревожных снах, в короткие периоды между схватками за выживание. Мечты, о том времени - когда он вернётся туда где родился и, спросит первого попавшегося «земляка»:
«Ты говоришь по-русски?».
И на ответ…:
«Ei, en ymmärrä venäjää».
…Он будет резать, резать, резать – чувствую, как от чужой горячей крови - его душа вновь воссоединяется с телом, чувствуя - как вновь он становится живым… Сны были такие явственные, что просыпаясь с счастливой улыбкой - он чувствовал солоноватый привкус чужой крови на губах.
***
Когда маленький Михаил подрос и начал что-то соображать, он гордился тремя вещами: что отец его остзейский барон - едущий своей род от рыцарей-крестоносцев, а мать - родом из древнего осетинского княжеского рода.
Правда, род баронов – был изрядно обрусевший со времён Петра Великого и, даже перешедший в православие.
А княжеский род, хотя и многочисленный – но ещё до рождения строителя Санкт-Петербурга - обедневший до состояния группы церковных мышей…
Но всё же!
Аристократ - он и, ходящий в лохмотьях и проживающий в хижине – всё равно аристократ.
Тем более, нищими они отнюдь не были.
Ротмистр[1] Отдельного корпуса пограничной стражи барон фон Бистром Константин Анатольевич, дело своё знал и службу нёс справно, регулярно получая от Министерства финансов[2] премии за конфискованную контрабанду. В схватке с финскими контрабандистами везшими большой транспорт оружия и подрывной литературы в охваченную Первой революцией (1904-1907) Россию - он был серьёзно ранен и, в довесок к накопленным средствам – получал неплохую пенсию от казны, выйдя в отставку «с мундиром».
Это позволило купить очень хороший двухэтажный дом в родном Выборге, дать приличное образование детям и, самому везти такой образ жизни, какой ему по вкусу…
Нет, вовсе не карты, вино и женщины – хотя этих занятий Константин Анатольевич, тоже отнюдь не чурался.
Но в меру!
Страсть его была иной - отец нашего героя был заядлым охотником и рыбаком, пристрастившись к этим сугубо мужским занятиям ещё на службе.