Понимание, что идея с ребенком отодвигается на другой раз, они сейчас пытались слиться со своими новыми настройками, чтобы потери в реальности этого времени были минимальные… в дальнейшем очень часто были анонимные благотворительные взносы, которые сильно помогали разным социальным слоям и проблемам. Мужчины так и не смогли вернуться к привычной жизни, но их настоящая натура все время сопротивлялась новым изменениям, и эта борьба растянулась на долгие годы. Пока свою дикую энергию они не пустили на другие цели. Где были долгие путешествия, скачки в другие места Параллелей, разработки или исследования. Они погрузились в мир неизведанного, стремясь заполнить пустоту новыми открытиями и приключениями. Параллельные миры манили своей загадочностью, обещали ответы на вопросы, которые мучили их души. Разработки и исследования стали их новой страстью, способом применить свой интеллект и энергию на благо человечества.
Пока каждый из них не встретил свою женщину. Как это часто бывает, случайно.
У своенравного Богдана, встреча произошла случайно на строительной площадке. В очередной раз перепроверяя постройки и найдя что те не идеальны, пыхтящий Богдан раздраженно требовал привести ему проектировщика этого недоразумения. Прораб, которого реально задолбал Богдан, привез на встречу с пояснениями Элизу, ту самую, которая проектировала по желанию то, что теперь не нравилось Богдану. А ему в последнее время не нравилось абсолютно все и свое раздражение он снимал именно на стройке, то хватая лопату и сам начинал закидывать бетонную смесь, то раскрашивал краской очередную стену.
Элиза была довольно пухленькой женщиной, с неброскими, серо-голубыми глазами и располагающей, очень спокойной манерой поведения. Но за этой внешней невозмутимостью скрывалась воля из стали и твердые, непоколебимые убеждения. Когда на нее быстрым шагом несся Богдан, она, казалось, не заметила его приближения, спокойно стояла, опираясь на трость, и ждала, что будет дальше. В ее взгляде не было ни страха, ни удивления, лишь легкое любопытство. Подлетевший мужчина, запыхавшись, набрав в грудь воздуха, уже почти готов был обрушить на нерадивого работника поток язвительных и резких упреков, но, взглянув в глаза женщине, словно в бездонный омут, он почувствовал, как его прошибло. Все слова, тщательно выстроенные в голове, мгновенно испарились. Медленно, с усилием выдыхая воздух из легких, он пытался вспомнить, что именно хотел сказать, какую фразу произнести первой. И некогда грозный и прямолинейный человек, у которого словарный запас, казалось, имелся на нескольких языках, сейчас стоял, растерянный и смущенный, и не знал, что сказать. Его уверенность, его привычная власть над словами, словно растворились в воздухе. А Элиза продолжала ждать претензии, слегка приподняв бровь. Она терпеливо ждала, когда мужчина соизволит высказать свое недовольство, но время шло, а он лишь стоял, словно парализованный. Небольшая складка недовольства появилась на ее лбу, и она начала злиться, ощущая, что ее драгоценное время тратят впустую. В ее спокойном взгляде промелькнула искра раздражения, намекающая на то, что ее терпение не безгранично.
- Вы пойдете со мной на ужин? – кажется Богдан сам был удивлен от своих слов.
- Конечно, нет. Вы хотели обсудить со мной недочеты, так давайте, обсудим- голос Элизы был спокоен, размерен и обволакивал своей бархатистостью.
- Мы как раз могли бы за ужином обсудить некоторые моменты. Соглашайтесь, – и мужчина замер ожидая ответа. Почему-то это стало очень важным, чтобы эта женщина согласилась.
- Вы мне сейчас или говорите, что вас не устраивает или я ухожу, у меня мало времени, - спокойствие с которым было сказано, озадачивало Богдана. Он прекрасно знал, какое впечатление производит на женщин. А эта стоит смотрит, а в глазах простой интерес, без тени кокетства. Если бы он мог залезть в голову и увидеть, о чем думает Элиза, то был бы удивлен ее реакцией на него. Там не было восхищения или раболепствия. Она знала, как выглядит, что довольно-таки полная, что на ней нет макияжа и вещи не люкс. А мужчина, стоявший перед ней, выглядел, как брутал с обложки журнала. Его часы стоили, как её полугодовалая зарплата. Поэтому и было это спокойствие, подведенная чертой одного человека, решившего, что должно быть так, а не иначе.