Шепнул жене: «Шаги я слышу!
То воры влезли к нам на крышу!
Но я не дам нас обокрасть.
Вдвоем мы отведем напасть.
Но только приложи старанье
Мое исполнить приказанье:
Ты говорить должна со мной
Погромче, будто я глухой;
Упрашивай волшбу открыть,
Которой смог я раздобыть
Все, чем сегодня я владею.
Увидишь, удерут злодеи.
Я им такой задам урок,
Что кража будет им не впрок».
Тут, замирая от испуга,
Спросила богача супруга:
«Ты мне поведай, муженек,
Какой колдун тебе помог
Такое изготовить средство,
Чтобы, не получив наследства
И не томя себя трудом,
Приобрести богатый дом?»
Богач жене ответил строго:
«Не нужно знать тебе так много!
Ты, как примерная жена,
И тем довольна быть должна,
Что я, имея денег вволю,
В чести держу тебя и холю.
Вдруг нас подслушают? Беда!
Что будем делать мы тогда?»
Жена, послушная приказу,
Твердит: «Ведь я тебя и разу,
Голубчик мой, не подвела!
Доверь же мне свои дела!
Не из болтливых я, ты знаешь,
Все спят кругом. Ты обижаешь
Меня, и я лишаюсь сна,
А я во всем тебе верна».
«Хотя с супругою на ложе
Делиться тайнами негоже,
Но, коль клянешься ты молчать,
Тебе решусь я рассказать,
Чтоб не лишать тебя покоя,
Про это средство колдовское.
Знай: все свое добро и дом
Добыл я ловким воровством!»
Жена тогда и восклицает:
«Меня изрядно удивляет
Одно — никто до этих пор
Не догадался, что ты вор!
Для всех ты человек почтенный,
Ты славен честностью отменной,
И как сумел ты столько лет
Обманывать весь белый свет?»
«Ну что ж, для опытного вора, —
Ответил муж, — в том нет укора!
Я так всегда старался красть,
Чтобы в ловушку не попасть».
«Но все же, как ты умудрялся?»
«На промысел я отправлялся
Тогда, когда в тиши ночной
Весь город освещен луной;
Тихонько, как крадутся мыши,
Взбирался на чужие крыши
И мог в окошко разглядеть
То, чем хотел я завладеть.
Затем, — во всем нужна сноровка
Я на чердак спускался ловко,
Сказав: Зюлём, зюлём, зюлём,280
Луна поможет мне во всём!»
Так мог, произнеся заклятье,
Свой замысел осуществлять я
И в дом — хвалиться не хочу —
Съезжал по лунном лучу!
Послушны заклинанья силе,
Лучи луны меня вводили
Туда, где в сундуках лежит
То, чем хозяин дорожит.
Затем умелыми руками
Легко справлялся я с замками
И, вдоволь нахватав добра,
Решал, что уходить пора.
Тогда на небо глядя снова
Заветное шептал я слово
И, ясным месяцем ведом,
Спокойно покидал тот дом.
Вот так, жена, все эти годы
Я умножал свои доходы.
Спи! Способ мой тебе открыт!» —
И захрапел, как будто спит.
К супружескому разговору
Прислушивались жадно воры…
Теперь — прощай навеки страх:
Залог богатства в их руках!
Скорей бы только им дождаться,
Когда в дому угомонятся.
За дело взяться каждый рад.
Теперь-то им сам черт не брат!
Решили воры, как умели,
Проверить сразу же на деле
Искусство управлять лучом.
Не размышляя ни о чем,
Тут первый вор, твердя заклятья,
Хватает лунный луч в объятья,
И только хочет сесть верхом,
Летит в окошко кувырком.
Расшибся он, кряхтит, вздыхает…
На шум хозяин прибегает
С колом увесистым в руке.
Крича: «Кто здесь, на чердаке?»
Он палкой потчует ворюгу.
А тот бормочет с перепугу:
«Здесь тот, кто, слаб умом своим,
Поверил россказням чужим,
Поживой легкой соблазнился
И вот как тяжко поплатился».
Я думаю, что всякий смог
Из этого извлечь урок:
Не надо верить без разбору
Услышанному разговору.
В иных речах и смысла нет;
Их слушать никому не след.
А есть такие суеверы,
Что верят безо всякой меры
Любой брехне, была б она
Для них занятна да складна.
Того ж, кто слушать вздор не станет,
И плут не так легко обманет.
Итак, словам не всяким верь.
Ганс Сакс же помолчит теперь.
Жил в Страсбурге один портной,
И был он мастер недурной.
Заказчиков имел он тьму,
Валила валом знать к нему,
Чтобы придворный сшить наряд,
И стал портной весьма богат.
Вот как-то выпил он разок,
Да так, что заболел и слег
И уж призвал к себе врачей,
О смерти думая своей.
Но раз в четверг, во тьме ночной,
Явился черт к нему домой,
Как уголь черен и лохмат,
И как огонь глаза горят.
Не в шутку оробел портной.
Нечистый флаг принес с собой —
Четыре локтя в ширину,
Локтей до тридцати в длину.
Портного этот флаг страшит,
Из лоскутов он состоит,
И в нем портного видит глаз
Шелк, бархат, кисею, атлас,
Камлот, и саржу, и сатин,
Плис, чесучу и кармазин,
Там есть сукно, там есть тафта,
Там всевозможные цвета —
Зеленый, желтый и лиловый,
Лазурный, черный и багровый,
Все, что портной когда-нибудь
Смог у заказчиков стянуть.
Увидев этот флаг цветной,
Со страху завопил портной,
Себе он в волосы вцепился,
А сам к стене оборотился,
И все же дьявольская сила
В него безумие вселила.
Тут настежь распахнулись двери,
И прибежали подмастерья
Его кропить святой водой,
Да все вопил он, как шальной.
Но сгинул тут лукавый бес,
А вместе с ним и флаг исчез.
Тогда портному полегчало,
И стал он с самого начала
Рассказывать, как черт предстал
Ему, как черт его терзал
И в адское тащил уж пламя,
Про флаг, пестревший лоскутами,
Которые, приняв заказ,
Себе он прятал про запас,
«И так тогда мне жутко стало,
Что вся душа затрепетала,
А потому прошу, друзья,
Когда кроить вновь буду я,
Вы, о моем заботясь благе,
Напоминайте мне о флаге.
Пусть мне напоминает он,
Какой был грех мной совершен,
Дабы я в новых не погряз»!
С тех пор портному всякий раз,
Когда кроить он брался платье,
О флаге кстати и некстати
Напомнить силился любой,
За что благодарил портной.
Так больше месяца продлилось.
И как-то раз ему случилось
Кроить парчу одной дворянке.
Вновь подмастерья и служанки
Ему напомнили про флаг,
Но им портной ответил так:
«Я не забыл про это знамя
С его различными цветами,
Но нет в нем ткани золотой,
Хочу я флаг украсить мой!
Туда прибавить я хочу
И эту яркую парчу».
Парчу он режет пополам
И шепчет: «Вот на счастье нам!»
И стибрил полкуска портной.
И с той поры — и страх долой.
Стал жить, как прежде он живал:
Охулки на руки не клал,
Но был болезнью поражен,
От коей и скончался он.
Предстал он пред вратами рая
И постучался, замерзая,
Петр спрашивает: «Кто такой?»
Он отвечает: «Я портной!»
А Петр сказал ему сурово:
«Здесь нет ни одного портного,
Им уготован только ад,
Где и сапожники горят».
«Ах, сжалься над судьбой моею,
Иначе я обледенею,
Меня мороз одолевает,
И на зуб зуб не попадает,
Впусти меня! Куда мне деться!
Дай мне в раю хоть отогреться!
За печкой посижу у бога
И пропотею хоть немного,
Не помешаю никому».
И Петр врата открыл ему.
Святой его стенаньям внял,
Портному он согреться дал.