– Потрясающе! – завопил он с воодушевлением. – Импровизированный концерт!
Все, как всегда: они делали вид, что играют в спонтанном порыве, я делал вид, что мне нравится, и изображал благодарного слушателя. Доиграв «органную пьесу» до конца, братья Греда и Эп повернулись ко мне в ожидании бурных аплодисментов, каковые, понятное дело, не замедлили воспоследовать.
– Берет за душу, правда? – спросил брат Эп. – Я видел в зеркале, как ты морщился, пытаясь сдержать слезы. – С каждым разом выходит все лучше и лучше, – ответил я. – У вас есть ноты? Мне бы хотелось их изучить.
– Что?
– Ноты.
Брат Эп побледнел. Брат Греда вспыхнул, как маков цвет.
– Нотная запись.
– Нотная запись, – тупо повторил брат Эп.
– Ну да, чтобы записывать музыку. Вы ведь записываете свою музыку? Которую сочиняете?
– Ну, мы держим все в голове… чтобы тренировать… мышечную память… Это Мастер так… ой!.. Сейчас мы начнем… ой-ой!..
Они вовсе не сочиняли новую джигу: просто брат Греда пинал брата Эпа ногой по голени.
– Вы что же, не знаете нотной грамоты?
– А где написано, что обязательно знать эту самую грамоту? Гению не нужна никакая грамота, – заявил брат Греда.
– Но как вы тогда запоминаете те мелодии, которые сочинили прежде? – спросил я.
– Музыка, – отозвался брат Эп, – есть подвижный процесс.
– Ага, – сказал я и вышел, оставив их разбираться со своими хитроумными приспособлениями.
Брат Кай, оружейник, единственный из шести братьев Башни избежал моих подозрений. Должно быть, почувствовав, в каком я настроении, он возился со мной все утро, просвещая меня в оружейной премудрости. Он объяснил мне устройство осадных машин, продемонстрировал действие анемометра, сиречь прибора для измерения силы ветра, и пропел дифирамбы греческому огню, желатиновой зажигательной смеси, каковая использовалась в битвах древних до того, как изобретение пороха лишило войну поэтичности. Тогда-то я понял, что сдержанность и спокойствие брата Кая были, с одной стороны, необходимым условием, а с другой – прямым следствием его технического мастерства. Ибо, как отмечал сам брат Кай, для того, чтобы рассчитать форму клинка или собрать взрывное устройство, необходима предельная сосредоточенность и аккуратность. Брат Кай также продемонстрировал мне – на мышах в запечатанной клетке – действие газообразного хлора и фосгена. Когда мыши в клетке прекратили пищать и корчиться, он огласил свои выводы.
– Разумеется, – сказал он, – направление и сила ветра могут сбить все расчеты. Так что ты понимаешь, для чего нужен анемометр. Я также экспериментирую с пальмитиновой кислотой. Как и греческий огонь, она обладает неослабевающим действием.
Это была непреложная истина: брат Кай был влюблен в свое дело.
И так – день за днем. Все то же самое, ничего нового. Правда, чем дальше, тем труднее становилось братьям скрывать свою неприязнь друг к другу. Люди ученые и культурные, они не опускались до грубых стычек, хотя споры и ссоры случались уже повсеместно. Политическая атмосфера в Башне, пронизанная взаимной враждой, была столь же зыбкой и нестабильной, как токи воздуха в центральном колодце. Каждый день возникали новые альянсы, которые распадались буквально назавтра, и вчерашние союзники становились соперниками и врагами. В Красной Комнате, в Алой Палате, но чаще и яростнее всего – в трапезной, братья боролись за первенство. Однажды утром, спустившись к завтраку, я обнаружил, что трапезная пуста. Стол был накрыт; нетронутая еда на тарелках уже начала заветриваться. Я уселся за стол, не зная, что делать еще, как вдруг из-за красных шпалер послышались голоса. Собравшись с духом, я подошел ближе и заглянул сквозь прореху в поблекшей от старости ткани. За занавеской скрывалась дверь в потайную комнату. Дверь была приоткрыта. Я раздвинул портьеру и заглянул в щелку. В комнате с дубовыми панелями на стенах не было никакой мебели, кроме большого резного кресла, похожего на трон. Вокруг этого одинокого кресла стояли шестеро Избранных.
Брат Эридус распинался – попеременно на нескольких языках – на тему водительства и руководства. При этом он незаметно перемещался поближе к «тронному» креслу. Брат Нестор тоже потихонечку приближался к креслу с другой стороны, даже немного опережая своего соперника и периодически прерывая поток его красноречия презрительными междометиями. Брат Людвиг – он стоял слева – шипел от ярости и дергал себя за волосы. Братья Греда и Эп – они были справа – беспокойно топтались на месте и морщились, словно захваченные песчаной бурей. Один только брат Кай сохранял спокойствие; не принимая участия в перепалке, он стоял чуть в стороне, неподвижный и невозмутимый, как рыцарь, собранный из пустых доспехов.