Господи, до чего можно договориться, когда считаешь себя пупом вселенной! Да, Чепайтис — непорядочный человек, авантюрист, но вместе с тем он и друг–приятель Озоласа, политический соратник, так сказать, два сапога — пара, только с разной степенью износа… И такая черная грязь! Не знаю, как на это реагировал сам Чепайтис, но когда просматриваешь дело, там не найти не только версии, но и намека на какой–то заказ. Все это домысел. Допустим, от боли утраты. Нозачем подобные заявления? Для повышения своего политического рейтинга? Ведь это еще более грязный абсурд. После разоблачения Чепайтиса запачкался и сам Озолас. Такой безумный поступок не прибавил к его популярности ни одного процента, все получилось наоборот…
Но Литва — земля Девы Марии. На ней проходимцы всегда были и остаются востребованными больше, чем сами литовцы. Такова суровая правда, но и такая она нам нужна больше всего, даже если она оборачивается против нас. Не только Чепайтис, но и сам Озолас является ходячей провокацией. То, что он этого не чувствует и не может чувствовать, понятно всем и без особых разъяснений. Но чтобы этого не понимали окружающие его друзья, надо быть либо похожими на него, либо еще более несчастными, чтобы потом, по общему сговору, притащить в Литву еще большее всеобщее несчастье — Валдаса Адамкуса.
Выборы в Шяуляй прошли для меня неплохо. Я порядком вырвался вперед, но не добрал требовавшихся пятидесяти процентов, поэтому был объявлен второй тур. Участвовать в нем я отказался. Хватило всякой ерунды еще в первом. На мое место вернулся Озолас и был избран. Он должен был победить, так как его всеми силами поддерживал «Саюдис». Меня обозвали врагом возрождения. В первом туре против меня действовала агитационная группа во главе с Вайшвилой. Ему помогали два неразлучных друга, два богатыря местного значения — Чепайтис и Озолас, которые после победы сцепились. Якобы один против другого нанимал убийц… Фантасмагория! Видимо, только от большой любви появляется такая пещерная ненависть.
После нескольких встреч с избирателями, на которых было вдоволь провокаций, подстроенных моими «соратниками», я приехал в Вильнюс и заявил:
— Мы подписали декларацию о единстве, так почему же вы только против меня одного, такого же саюдиста, как и вы, организуете враждебные митинги? Зачем вы подставили под топор ту учительницу?
— Тебе, такому зубру, было бы стыдно идти на выборы одному, без альтернативы, — под хихиканье Ландсбергиса ответил Юозайтис.
Я с ним не спорил, понял, что он так расплачивается за мою статью в журнале «Швитурис».
Все шло по заранее подготовленному плану. 8айшвuленок мутил в Шяуляй воду до тех пор, пока я не вышел из игры. Вернулся другой «зубр», но для него альтернативного кандидата не оказалось. Отсюда и происходит знаменитое признание Чекуолиса: люди проголосовали бы и за гориллу, если бы ее поддержал «Саюдис».
Какая чудная оценка избирателей! Но я не желал унижаться, придерживался собственных принципов и продолжал говорить избирателям правду, как я ее тогда понимал. Из «Саюдиса» Я не вышел только потому, что стало интересно посмотреть, до чего дойдут при таком поведении его вожачки. За это меня прозвали «черным пророком». В этой словесной перепалке победил массовый психоз, который отрыгается нам всем и сегодня.
Следует признать, что мои оппоненты проявили большую изобретательность. Они даже объявили «новую читку романов Петкявичюса». Что это значило, многие не понимают и сейчас. Обманутые люди все еще спрашивают, а я отвечаю: как можно по–новому прочитывать Достоевского, Межелайтиса, Саломею Нерис или Балтушиса? Простой человек этого никогда не поймет, а фарисею понять очень просто: читай сколько и как угодно, но понимай и объясняй другим, как это велятландсбергисты. И наконец окончательный и не подлежащий обжалованию приговор саюдистского Торквемады Чепайтиса: «Романы В. Петкявичюса исправить купюрами невозможно, их надо уничтожить».
В соответствии с этим правилом, на кострах сжигали книги Юозаса Балтушиса, спалили его усадьбу в Аникщяй, не находит в могиле покоя литовский соловей Саломея Нерис, по этому правилу вся литовская литература была приговорена к смерти. Сопротивляясь инквизиторам, и я не сидел сложа руки. Написал десятки статей, выпустил книгу сатиры, а водном фельетоне сквозь слезы посмеялся: «Когда вижу Вайшвилу, Чекуолиса, Озоласа или Ландсбергиса, «делающих» политику, меня охватывает паника, и рука невольно поднимается, чтобы перекреститься: — О, Господи, за что караешь так тяжко?»