— Пойдемте, доктор, —- спокойно сказал я. Пока мы спускались в метро, Конзардине держал меня за руку.
Когда мы проходили турникет, поезд уже стоял. Я шагнул в последний вагон, Конзардине следом. В вагоне никого не было. Я пошел в следующий. Там сидели один или два совершенно невзрачных типа. Подойдя ближе к третьему вагону, я увидел в дальнем его конце полдюжины матросов и младшего лейтенанта. Сердце мое забилось быстрее. Это как раз то, что мне нужно! Я направился прямо к ним.
Когда я входил в вагон, я заметил парочку, сидевшую в углу около двери. Не обратив на них ни малейшего внимания, я устремился к морским пехотинцам.
Но не успел я сделать и пяти шагов, как услышал слабый вскрик, а за ним вопль:
— Гарри! О, доктор Конзардине! Вы нашли его!
Я непроизвольно обернулся. Ко мне бросилась девушка. Она обхватила меня за шею, продолжая восклицать:
— Гарри! Гарри! Дорогой! Слава Богу, он нашел тебя!
Никогда еще я не видел таких прекрасных карих глаз, глубоких, печальных и любящих. На длинных черных ресницах дрожали слезинки. Даже охвативший меня ужас не помешал мне заметить нежнейшую кожу, не тронутую румянами, под маленькой изящной шапочкой коротко остриженные вьющиеся волосы, шелковистые, мягкого бронзового оттенка, немного вздернутый нос, изящный рот, волшебно очерченный подбородок. Я бы дорого дал, чтобы встретить эту девушку при других обстоятельствах, но сейчас она была мне совершенно ни к чему.
— Ну, ну, мисс Вальтон, — голос доктора Конзардине звучал успокаивающе, — с вашим братом уже все в порядке.
— Ну хватит уже волноваться, Ева. Я же тебе говорил, что доктор непременно найдет его.
Произнес это мужчина, оставшийся сидеть в углу около двери. Он был примерно моего возраста, шикарно одет. В уголках глаз и рта его тонкого загорелого лица угадывались следы разгульной жизни.
— Как ты себя чувствуешь, Гарри? — спросил он и добавил довольно неприязненно: — Заставил ты нас побегать в этот раз, черт возьми!
— Вальтер, — упрекнула его девушка, — какое значение это имеет сейчас? Главное — он цел и невредим.
Я освободился от объятий девушки и внимательно оглядел всех троих. Со стороны они казались именно теми, кем им и хотелось казаться — крайне заботливый, опытный, знающий себе цену специалист, беспокоящийся о непокорном, слегка тронутом пациенте, милая, заботливая сестра, вздохнувшая с облегчением при виде своего нашедшегося чокнутого братца, верный друг, возможно жених, слегка выведенный из себя, но по-прежнему надежный и преданный. Последний — так несказанно рад окончанию треволнений своей милой, что готов был задать мне трепку, вздумай я опять вести себя не так, как надо. Все они выглядели настолько убедительно, что на какое-то безумное мгновение к усомнился в том, кто я в действительности.
В голове у меня помутилось от того, что я мог быть этим Генри Вальтоном, мозги которого основательно взболтала какая-то катастрофа во Франции.
Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы отогнать от себя эту мысль. Эта парочка наверняка торчала на станции и ждала моего появления. Но черт их всех возьми, откуда они могли знать, что я появлюсь именно на этой станции и именно в это время?
И неожиданно я вспомнил одну из странных фраз Конзардине: «Могущественный Разум должен предначертать, а Воля более мощная, чем воля их всех, вместе взятых...»
Мне показалось, что меня окутала паутина, многочисленные нити которой держала одна твердая хозяйская рука, и она уверенно затягивала меня... Куда?.. И зачем?
Я повернулся к матросам. Они рассматривали нас с нескрываемым интересом. Лейтенант был уже на ногах и направлялся к нам.
— Не могу ли я чем-нибудь вам помочь, сэр? — спросил он Конзардине, хотя полные восхищения глаза его были устремлены на девушку.
Я понял, что мне нечего ждать помощи ни от него, ни от его команды. Тем не менее я сказал:
— Можете. Меня зовут Джеймс Киркхем. Я живу в Дискавери-Клубе. Я не надеюсь, что вы мне поверите, но эти люди пытаются выкрасть меня...
— Ох, Гарри, Гарри! — пробормотала девушка, прикасаясь к своим глазам дурацким кружевным платочком.
— Я прошу вас: когда вы выйдете из метро, позвоните в Дискавери-Клуб, — продолжал я. — Спросите Ларса Торвальдсена и расскажите ему, что вы здесь видели. Передайте ему, что человек, который в Клубе выдает себя за Джеймса Киркхема, мошенник. Сделаете вы это?
— О, доктор Конзардине, — всхлипывала девушка. — О, мой бедный, бедный брат!
— Можно вас на минуточку, лейтенант? — спросил Конзардине и кивнул тому, кто называл девушку Евой: — Вальтер, присмотри за Гарри...
Он тронул лейтенанта за руку, и они пошли в начало вагона.
— Садись, Гарри. Садись, старик, — подтолкнул меня Вальтер.
— Пожалуйста, дорогой, — умоляюще сказала девушка. Овей взяли меня за руки и буквально вдавили в сиденье.
Я не сопротивлялся. Глубочайшее недоумение охватило меня. Я смотрел на шепчущихся Конзардине и лейтенанта и на навостривших уши морских пехотинцев. По тому, как смягчилось лицо офицера и как его команда жалостливо поглядывала на меня и сострадательно на девушку, я понял, что рассказывал Конзардине. Лейтенант о чем-то спросил, Конзардине согласно кивнул головой, и они вернулись обратно.
— Старик, — успокаивающе сказал лейтенант, — я обязательно сделаю то, что ты просил. Мы выйдем на «Мосту», и я позвоню из первого же автомата. Ты сказал, Дискавери-Клуб?
Все было бы просто замечательно, если бы я не был уверен, что он думает, будто ублажает психа.
— Расскажите об этом матросам, — попросил я. — Я знаю, что я говорю. Меня не сломили, но я ничего не могу доказать. Конечно, вы ничего этого не сделаете. Но если искорка понимания случайно вспыхнет в вашем мозгу сегодня вечером или даже завтра, пожалуйста, позвоните, как я вас просил,
— Гарри! Пожалуйста, успокойся! — заклинала девушка. Она выразительно взглянула на лейтенанта. — Я уверена, что лейтенант в точности выполнит свое обещание.
— Конечно, я все сделаю, — заверил он меня и слегка подмигнул девушке.
Я откровенно расхохотался: ничего уже нельзя было сделать. Никто бы не устоял перед этим взглядом Евы — таким умоляющим, таким благодарным, таким понимающим и умеющим ценить. Ни матрос, ни офицер и ни кто другой.
— Все в порядке, лейтенант, — сказал я. — Я не виню вас. Я тоже был уверен, что при входе в нью-йоркское метро под носом у полицейских меня невозможно украсть. И я ошибся. Но я решил, что уж из поезда меня точно невозможно будет утащить. И опять я ошибся. И все-таки, лейтенант, если вам захочется узнать, сумасшедший я или нет, позвоните в Клуб.
— Ох, брат, — вздохнула Ева и опять разрыдалась.
Я опустился на свое место, выжидая более удобного для бегства случая. Девушка сжимала мою руку в своей, время от времени поглядывая на лейтенанта. Конзардине уселся справа от меня. Вальтер сел рядом с Евой.
На станции «Бруклинский мост», постоянно оглядываясь на нас, матросы вышли. Я сардонически просалютовал лейтенанту, девушка подарила ему прекраснейшую благодарную улыбку. Это было как раз то, что нужно, чтобы заставить его забыть мою мольбу.
Делая толпа ввалилась в вагон. Я с надеждой разглядывал их, пока они рассаживались. По мере того как я приглядывался к их лицам, надежда моя постепенно угасала. Старый Вандербилд, печально подумал я, был не прав, когда говорил о людях: «Чтоб они были прокляты!» Следовало бы сказать: «Чтоб у них язык отсох!»
С полдюжины евреев возвращались домой в Бронкс. Припозднившаяся стенографисточка, сев, тотчас же вытащила губную помаду. Еще вошли трое юнцов с кроличьими лицами; итальянка с четырьмя неугомонными ребятишками; почтенный пожилой джентльмен, подозрительно поглядывающий на их ужимки; простоватый негр; довольно приятный мужчина средних лет с дамой, скорей всего школьной учительницей; две хихикающие девицы, которые тотчас же начали строить глазки юнцам; работяга; трое, по всей видимости, клерков и еще дюжина разных идиотов. Обычный коктейль нью-йоркского метро. Ни справа, ни слева я не обнаружил никого сколь-нибудь посообразительнее.