Я поднял глаза на черный трон — навстречу мне светились насмешливые, глумливые глаза Сатаны. Почему-то я сразу успокоился, самообладание вернулось ко мне. Сатана так же, как в прошлую ночь, был одет в черный плащ. Голубые глаза каменного двойника сверкали позади него. Но вместо четырнадцати одетых в белые хламиды охранников посредине лестницы стояли всего двое. Не хватало чего-то еще... Ага, вот оно что! Не было черномазого палача!
Что же это означало? Может быть, таким образом Сатана хотел показать, что он не собирался меня убивать, даже если я наступлю на все три его следа?
Или это значит, что я могу не бояться смерти, по крайней мере, пока я не выполню миссии, для которой он меня выбрал?
Или это была ловушка?
Похоже, что так. Как-то не верилось, чтобы Сатана вздумал хотя бы немного успокоить меня, заверить меня, что мне ничего не грозит. А может, и даже скорее всего, он решил, что эта мысль придет мне в голову, как только я замечу отсутствие охранников и палача. И соблазнит меня сыграть до конца в уверенности, что отсрочка может дать мне время улизнуть от него?
Или... Предположим, сейчас он настроен великодушно. Но если я в самом деле проиграю, ему запросто может прийти в голову поразвлечься и получить еще большее удовольствие. Долго ли вызвать палача и отдать меня, как Картрайта, этому черномазому с веревкой из женских волос?
Как и Картрайт, я внимательно всматривался в его лицо. Но не мог найти в нем и намека на какую-то подсказку. Оно было совершенно непроницаемо. И сейчас еще ярче, чем когда палач тащил к себе свою жертву, я осознал всю иезуитскую изощренность этой игры. Потому, что теперь играл я сам.
Я отвел взгляд от Сатаны и просмотрел один за другим все отпечатки снизу вверх, до золотого трона. Изукрашенные самоцветами корона и скипетр сияли на нем. Их огни манили и звали меня. И снова меня охватило возбуждение, затрепетал каждый нерв.
Что если я смогу их выиграть?! Выиграть их и все, что они принесут с собой!
Сатана нажал на рычаг, торчавший между тронами, зажужжал управляющий механизм — и семь отпечатков маленьких детских ножек вспыхнули яркими огоньками.
— Следы готовы, — прогремел Сатана и убрал руки под черный плащ. — Они ждут своего покорителя! Избранника Фортуны! Может быть, это вы? Поднимитесь — и все мы это узнаем!
Я подошел к ступенькам, поднялся по нескольким и без колебаний наступил на первый след. Я знал, что позади меня на светящемся шаре вспыхнул значок.
Чей это след? Сатаны или мой?
Я пошел дальше уже медленнее и остановился перед следующим отпечатком. Но остановился я не для того, чтобы взвесить, счастливый он или нет. На самом деле меня охватила сумасшедшая лихорадка игрока. Азарт смел мое решение ограничиться только двумя следами в этой первой игре с Сатаной.
Здравый смысл призывал меня держаться принятого решения, я пошел еще медленнее. Я пытался выиграть время у самого себя: обошел ближайший след, едва передвигая ноги, поднялся к следующему и... наступил на него. На счетчике появился еще один знак.
Мой или Сатаны?
Я горел, как в огне.
Лихорадка сотрясала меня. От нее мои глаза блестели в точности как у самого Сатаны. Сердце стучало, словно барабан. Пальцы стали ледяными, а голова пылала точно в огне. Маленькие яркие следы, казалось, подрагивали и пританцовывали в нетерпеливом желании увлечь меня дальше.
— Выбери меня! — звал один.
— Нет, меня! — подмигивал другой.
Усыпанные драгоценными каменьями корона и скипетр притягивали к себе. Я совершенно явственно увидел себя триумфатором на золотом троне, с короной на голове и скипетром в руках, Сатану у себя на посылках и весь мир у своих ног!
Может, это и правда, что у мыслей есть тело и форма и что сильные эмоции или желания оставляют после себя какие-то свои очертания. И они сохраняются и живут там, где появились на свет, и бодрствуют, ожидая, когда кто-нибудь, движимый теми же импульсами, что породили их, появится в этом месте.
Так это или не так, но мне почудилось, словно призраки желаний всех тех, кто до меня поднимался по этим ступеням, бросились ко мне и, снедаемые жаждой осуществления победы над Сатаной, требовали, чтобы я поднимался дальше.
Но и я хотел того же. Меня не нужно было упрашивать. Кроме того, два знака, на которые я наступил, возможно, были счастливыми. А в наихудшем случае я бы погиб. А если и так, то мне не придется больше рисковать в еще одной попытке, которую я уже решился предпринять.
Какой же счет? Ах! Если бы я только мог знать! Если бы я только мог это знать!
И вдруг я похолодел. Как будто отчаявшиеся тени всех тех, кто поднимался до меня и проиграл, оттеснили призраки алчущих.
Сияние короны и скипетра померкло и стало зловещим.
В какой-то миг мне почудилось, что я вижу не искрящиеся следы ребенка, а следы раздвоенных копыт!
Я очнулся от наваждения и взглянул на Сатану. Он сидел, глядя прямо на меня. Меня пронзила догадка, что всей своей могучей волей он приказывает мне продолжать. Но мгновенно вслед за его приказом подоспел другой. Как будто чья-то рука схватила меня за плечо и потащила назад. Ясно и отчетливо, словно у самого своего уха, я услышал другой повелительный голос:
— Остановись! Остановись сейчас же!
Я узнал голос Евы!
Минуту-другую я стоял неподвижно, раздираемый двумя противоположными импульсами. Потом затмение неожиданно прошло. Мозг прояснился, лихорадку как рукой сняло, рухнули чары сияющих следов и соблазн короны и скипетра... Я поднял покрытое испариной лицо к Сатане.
— На сегодня... с меня... хватит, — задыхаясь, произнес я.
Он молча смотрел на меня. И мне показалось, что в холодном сиянии его взгляда я вижу гнев, злобное разочарование и даже некое замешательство. Но это было лишь мимолетное ощущение. Он заговорил:
— Вы воспользовались правом игрока. Правом остановиться там, где пожелаете. Взгляните назад.
Я обернулся и увидел шар. .
Оба следа, на которые я наступил, были следами Сатаны!
ГЛАВА 10
Итак, на год я стал слугой Сатаны, практически крепостным, обязанным делать все, что он пожелает.
Вторую половину дня я провел у себя в комнате, то напряженно обдумывая свое положение, то с надеждой ожидая, не прокрадется ли ко мне кошачьей своей походкой Баркер. Мне было совершенно ясно, что моя свобода оставалась ограниченной. У меня не было возможности собрать вещи и уйти восвояси. После окончания действа в храме и моего отступления я попытался подступиться к Конзардине, намекая, что теперь, когда я стал гвардейцем Сатаны, мне, наверное, следовало бы совершить некоторую экскурсию по цитадели Князя Тьмы, и получил вежливый, но категоричный отказ. Он, как врач, серьезно рекомендовал мне спокойно отдохнуть у себя в комнате. Это, дескать, лучшее средство против перенесенного напряжения.
Конечно, больше всего мне хотелось найти какую-нибудь возможность встретиться с Евой. Однако здравый смысл убеждал меня, что сейчас гораздо важнее связаться с маленьким ночным грабителем.
Томясь в ожидании, я попытался проанализировать странную лихорадку, смешавшую все мои планы на лестнице. Я считал себя гораздо более трезво мыслящим и уравновешенным. И хотя произошедшее казалось мне очень странным, мне было стыдно за себя. Если допустить, что именно воля Сатаны разожгла во мне азарт, что именно она была той самой силой, которая толкала меня пройти все ступени, то это объяснение до какой-то степени спасало мою уязвленную гордость.
Но утешительная мысль, что моя воля оказалась не столь сильна, как я считал, подводила к весьма оскорбительному следствию, а именно — что она гораздо слабее воли Сатаны. И не важно, что я удержался и не прошел остальные следы, которые могли навек отдать меня в его руки. Не моя воля, а импульс, посланный Евой или пришедший из моего подсознания, остановил меня.
И отношение Сатаны очень смутило меня. Почему ему так хотелось заставить меня подниматься выше? Был ли это просто азарт игрока? Стремление выиграть? Или при виде вспыхнувших один за другим следов на его стороне шара в нем взыграла жажда крови? Если бы один из следов оказался на моей стороне, он обнаружил бы тот же пыл?