— До завтрашнего вечера еще так долго-долго, Джим, милый, — прошептала она.
— Скорее! — донесся шепот Гарри. — Поторопитесь, капитан.
Я осторожно двинулся в ту сторону, где около стены стоял Гарри.
— О, Боже! — услышал я его сдавленный вскрик.
И такой ужас послышался в его возгласе, что я бросился вперед.
Свет карманного фонарика выхватил из темноты лицо Баркера. Чья-то рука мгновенным, точным, словно змеиным, движением сжала ему горло. Я увидел, как от удушья исказилось его лицо и руки судорожно пытались разжать безжалостную хватку.
Ослепительный свет ударил мне в глаза. Я опустил голову и нырнул вперед.
Но я не успел даже дотронуться до того, кто держал фонарь: круг света упал на ковер и тело Баркера ударило меня, словно сброшенный с высоты мешок с песком.
Я со стоном отшатнулся. В комнате вспыхнул свет.
Прямо передо мной с пистолетом наизготовку стоял Конзардине.
Его глаза были так холодны и беспощадны, словно сама смерть глядела из них. Он перевел взгляд на Еву. Лицо его смягчилось, как будто ему стало легче от того, что не сбылись его самые дурные предчувствия. Но сомнения и подозрительность быстро вернулись к нему. Лицо его снова стало жестким и холодным. Наставленное на меня дуло пистолета не дрогнуло ни разу. Около моих ног вздохнул и заворочался, пытаясь подняться, Гарри. Я протянул руку и поддержал его.
— Что здесь делают эти люди, Ева?
Голос Конзардине прозвучал совершенно спокойно, но мне показалось, что ему стоило большого труда держать себя в руках. По его лицу я догадался, о чем он думал. Сначала он решил, что мы пробрались к Еве с какой-нибудь нехорошей целью. Но потом у него возникли сомнения и в поведении самой Евы.
Я должен был развеять их. Отвести от Евы подозрения. Обыграть первую его идею. Я ответил до того, как она успела заговорить.
— Вы слишком пылки, Конзардине, — сказал я тем же ледяным тоном, что и он. — По-видимому, вы чувствуете себя в полной безопасности со своей пушкой, если позволяете себе бросаться на двух безоружных людей. Мне было неспокойно, и я решил вернуться поиграть в бридж. Но заблудился в этих ваших чертовых кроличьих клетках. Я встретил этого человека, он сказал мне, что здесь работает. И я попросил его проводить меня обратно в мою комнату. Но он умудрился сделать самую худшую из ошибок — мы попали в комнату мисс Демерест. Дурацкая насмешка судьбы. Поверьте, нам обоим хотелось, чтобы я ушел отсюда как можно скорее. Я полагаю, мисс Демерест соблаговолит подтвердить мои слова?
Я повернулся к- Еве. Я считал, что подкинул ей вееьма прозрачную и приемлемую идею объяснения. Конзардине на меня даже внимания не обратил и не обернулся в мою сторону.
— Я вас спрашиваю, Ева. Что здесь делают эти люди? — повторил он.
Ева посмотрела ему прямо в глаза, затем подошла и встала рядом со мной.
— Доктор Конзардине, — сказала она, — мистер Киркхем, как джентльмен, сказал неправду, чтобы спасти меня. На самом деле это я попросила его прийти сюда. И я попросила Баркера проводить его ко мне. Оба они совершенно ни в чем не виноваты, кроме того, что вежливо исполнили мою просьбу. Вся ответственность лежит на мне.
Пистолет в руках Конзардине дрогнул, на висках вздулись вены, кровь бросилась в лицо. Холодная злость явно сменилась неистовым бешенством. Он по-прежнему был очень опасен. Но я сообразил: Ева знала, что делала. Ее внутренний голос указывал ей лучший путь, чем предложил я.
— Вот как! — протянул Конзардине. — Вы думали, что смогли меня надуть! Дурачка из меня сделать! Мне не нравится быть ни дурачком, ни обманутым. Вы давно знакомы?
— С тех пор как вы свели нас. Никогда раньше мы не видели друг друга, — ответила Ева.
— А почему вы послали за ним?
— Чтобы он вытащил меня от Сатаны, — прямо ответила Ева. — Для чего бы еще?
Он впился в нее горящими глазами.
— А почему вы думаете, что он сможет это сделать? — спросил Конзардине.
— Потому что я люблю его и потому что он любит меня, — спокойно ответила Ева.
Конзардине ошалело уставился на нас. Его гнев неожиданно прошел, взгляд смягчился.
— Боже милостивый, — сказал он. — Ну просто «дети в темном лесу».
Ева протянула ему руку. Он взял ее, ласково похлопал по ней своей ладонью. Затем снова внимательно оглядел нас, как будто видел впервые. Он выключил свет, кроме затененной лампы в изголовье Евиной кровати. Подошел к окну, выглянул из-за занавесок и снова вернулся к нам.
—- Давайте доведем этот разговор до конца, — предложил он. — Простите, Баркер, что чуть не задушил вас. Извините, Киркхем, что ударил вас. Я сожалею, что я нехорошо о вас подумал. И я очень рад этому. Ева, поверьте, я не шпионил за вами. Я все время думал о вас. Ведь вы еще совсем ребенок. Я заметил, что во время игры вы были очень невнимательны и расстроены. Я решил, что у вас что-то случилось. Я все время думал о вас. Я полагал, что вы, возможно, еще не легли. И, может быть, вам станет легче, если вы поговорите со мной. Я ведь гораздо старше вас — я вам в отцы гожусь. И я должен был вам кое-что сказать. Несколько минут я стоял за стеной, не решаясь войти. Затем решил немного отодвинуть панель и взглянуть, спите вы или нет. Я подумал, что, может быть, вы плачете. И когда я уже хотел отодвинуть ее — она сама открылась и я услышал, как вскрикнул Баркер. Все, что произошло дальше, вы знаете.
Я протянул ему руку. Баркер широко улыбнулся и взял под козырек.
— Мне лучше уйти, сэр? — спросил он.
— Подождите пока, — сказал Конзардине. — Киркхем, вы давно знаете Баркера?
— Он спас мне жизнь, — ответил Баркер. — Из самого Ада меня вытащил. И раз уж мы все тут говорим правду, доктор Конзардине, я решил сделать то же самое для него и его юной леди.
Я кратко описал Конзардине мое знакомство с Баркером. Конзардине одобрительно кивал. Когда я кончил, он заговорил снова:
— Во-первых, вам нужно знать мое положение здесь. Я слуга Сатаны. Я связан с ним определенной клятвой. Я дал эту клятву в полном рассудке, полностью осознавая, что она влечет за собой. Я пришел по своей воле, а не как вы, Киркхем. Я понимаю, что вас принудили дать ему слово, и поэтому вы можете действовать иначе, чем я. Я же не нарушу по доброй воле ни своего слова, ни клятвы. Кроме того, я понимаю, что, если я это сделаю, долго я не проживу. А у меня есть дурацкая тяга к жизни. Я могу обмануть Сатану и лишить его удовольствия помучить меня. Но я не верю ни в какой загробный мир. Зато жизнь временами кажется мне очень привлекательной. Более того, я привык к определенному уровню жизни. Многие мои привычки и пристрастия могут быть удовлетворены только благодаря связи с Сатаной. Если я уйду от него, я не смогу их удовлетворять. И еще... Я был вне закона, когда попал к нему. Я и теперь вне закона, но без его протекции меня бы живо затравили. Это во-первых, а во-вторых — меня сдерживает моя клятва. Таким образом, любая помощь, которую я могу вам обещать, будет носить преимущественно скрытый характер. Я буду предупреждать вас о ловушках, которых следует избегать И буду закрывать глаза и уши на то, что я могу увидеть или услышать. Как, например, на нашу сегодняшнюю встречу.
— Это все, о чем мы можем просить вас, сэр, — сказал я. — Это даже гораздо больше того, что я смел ожидать.
— Скажу вам прямо, Киркхем, — продолжал он, — я думаю, что вам вряд ли удастся выиграть у Сатаны. Я думаю, что в конце пути, который вы предпочли, — смерть. Я говорю вам так, потому что вы — человек мужественный и должны знать, что я думаю об этом. Я говорю это при вас, Ева, потому что в вас тоже есть мужество, и вы должны решить, дитя мое, нужно ли вам позволять вашему возлюбленному идти почти на верную смерть, или вам нужно сделать нечто другое.
Я взглянул на Еву: губы ее дрожали, в глазах была невыразимая мука.
— Что это за «нечто другое», доктор Конзардине? — прошептала она,
— Стать мадам Сатана, я полагаю, — ответил я за него. — Пока я жив, этого не будет.