Я увидел, чего ему стоило взять себя в руки. Это меня несколько испугало. В конце концов, я не имел ни малейшего представления, как подтвердить мои смутные догадки, А если Конзардине подумал, что я нарочно морочу ему голову?
Но я говорил правду. У меня были все основания для сомнений. Сатана действительно прятал свои руки. И чем все кончилось для выигравших корону и скипетр, я даже понятия не имел. А Конзардине знал это.
— Баркер, — он повернулся к Гарри, — вы когда-нибудь осматривали механизм, который, как говорит Сатана, управляет выбором следов? Отвечайте! Он в самом деле работает так, как говорил Сатана?
Баркер, ломая руки, жалобно оглядывал меня и Еву. Судорожно сглотнул раз, другой.
— Отвечайте! — приказал Конзардине.
— Господи, помилуй, — Гарри- с отчаянием обернулся ко мне. — Еще никогда в жизни мне не хотелось так солгать, как сейчас. Я хотел сказать, что я не видел его. Или что он не управляет этими проклятыми следами. Но, Господи, помоги мне, я осмотрел его весь. Он на самом деле управляет ими, доктор Конзардине. Он работает в точности так, как говорит Сатана!
Ну что ж. Что было, то было. Это разрушало все мои гипотезы до основания. В какой-то момент я надеялся, что маленький человечек окажется дипломатом. Скажет наконец, что ничего не знает. Но я не мог отказать ему в праве говорить правду, если ему так хочется.
— Все в порядке, Гарри, — бодро сказал я. — Именно правду мы и ищем. Я полагаю, то, что ты сказал, все проясняет.
— Я хотел соврать, капитан, — он чуть не плакал, — но не смог.
Неожиданно я обратил внимание, что Конзардине ведет себя весьма странно. Он был совершенно не похож на человека, чья вера в Сатану возродилась с новой силой. Напротив, он выглядел еще более расстроенным, чем раньше.
— Баркер, — сказал он, — вам лучше уйти сейчас. Я сам провожу капитана Киркхема в его комнату.
Гарри тенью проскользнул к одной из стен. С убитым видом он поклонился, панель открылась — и Гарри исчез. Конзардине повернулся к нам.
— Теперь, Ева, я расскажу, что привело меня к вам сегодня вечером. Я уже говорил, что вы не шли у меня из головы. Так оно и было. Мысли о вас не давали мне покоя. Я хотел спасти вас от Сатаны. Я могу предложить конкретный план. Я украл эту идею у Шекспира. Вы помните, что сделал честный монах, чтобы Ромео обрел свою Джульетту и обманул оба почтенные враждующие семейства, их Сатану, в некотором смысле?
— Глоток лекарства, после которого она стала, словно мертвая, — прошептала Ева.
— Совершенно верно, — кивнул Конзардине. — Я хотел вам предложить что-то в этом же роде. Используя мои медицинские познания, я могу отнять у вас здоровье, красоту и дерзость, точнее, сделать так, чтобы все эти качества временно померкли. Привести вас в такое состояние, которое заставит Сатану изменить свои планы относительно вас, по крайней мере, на ближайшее будущее. И держать вас в этом состоянии, пока он не найдет вам замену для удовлетворения своей потребности в отцовстве. А за это время может много чего произойти. Конечно, здесь есть риск. Большой риск для вас, Ева. Ожидание может оказаться настолько длинным, что я не смогу вернуть вам то, что отнял. Однако, возможно, вы предпочтете такой риск неизбежности попасть в объятия Сатаны. Я собирался предложить вам подумать об этом.
— Подумать? — выдохнула Ева. — Конечно, я согласна на такой риск. О, доктор Конзардине, это кажется мне освобождением!
— В самом деле? — мрачно спросил он. — Я думаю, что теперь это уже не самый лучший вариант спасения. Как вы помните, в первоисточнике, из которого я украл эту идею, произошла трагедия из-за Ромео. Я рассчитывал в предположении, что здесь его нет. Я не знал, что он есть.
— Я не совсем поняла... — удивленно сказала Ева.
— Дитя, — ласково ответил он, взяв ее за руки, — вы хотите расстаться со своим возлюбленным? Никогда не видеть его? Никогда не встречаться с ним? Никогда не общаться с ним? Не недели или месяцы, а годы? Убить свою любовь к нему или оставить ее жить воспоминаниями?
— Нет, — твердо ответила Ева, тряхнув кудрявой головкой.
— Если вы даже и убедите ее пойти на это, Конзардине, что, по-вашему, должен делать я? — Его предложение возмутило и разозлило меня до глубины души. — Сложить ручки, обратить взор к небесам и кротко шептать: «На все воля Божья»?
— Я никого не уговариваю, Киркхем, — спокойно возразил он. — Я только подсказываю единственную возможность выйти из этого положения. Если бы я сделал с Евой то, что предлагал, что произошло бы? Некоторое время ее бы лечили. Естественно, так, чтобы Сатана мог видеть ее увядание. Потом уход за ней передали бы другим врачам. Симптомы ее болезни невозможно симулировать, они должны быть настоящими. Я не единственный врач в окружении Сатаны. У него в руках много специалистов высокого класса. А если бы их не было, он нашел бы кого вызвать. И найдет, и приведет, если с самого начала не удастся его убедить, что вследствие состояния Евы беременность будет тяжелая и ребенок родится слабый. Простите меня, дитя, что я говорю столь откровенно, но у нас нет времени ходить вокруг да около.
Специалистов я могу взять на себя. Я проведу их. Я могу быть великолепным обманщиком... — Он замялся, вздохнул. — Впрочем, неважно. Но Сатана положил глаз на вас, Ева. Он так легко не отступает от своей цели. Если бы он просто пожелал вас, все было бы не так сложно. Но вы значите для него неизмеримо больше. Вы должны стать матерью его ребенка. Одним только моим словам он не поверит. Он очень многое сделает, чтобы удостовериться в моем диагнозе. И только после этого признает вас негодной для его целей. У него не должно остаться никаких сомнений. С этим сопряжена серьезная опасность для вас, а возможно, и смерть.
Он замолчал и печально взглянул в ее измученные глаза.
— Слишком большой риск, — заметил я. — Сначала я сам попробую, Конзардине.
— Прошу вас, Ромео, — невесело пошутил он. — Вы должны попробовать, Киркхем. Вы должны сделать невозможное. Вы думаете, что жизнь без Евы станет бессмысленна? Правильно я понимаю?
— Я не думаю так. Я это знаю, — ответил я.
— И у вас такое же чувство к Джиму, Ева?
— Да, — прошептала она. — Но чтобы спасти наши жизни, я готова на все...
— Этого не следует делать, — покачал головой Конзардине. — Я знаю и мужчин, и женщин. Независимо от того, на что вы решитесь, Ева, он будет продолжать искать способы и строить планы, чтобы вытащить вас отсюда. Да и вы не такой человек, что будет сидеть, кротко сложа руки, как выразился Джим. Очень может быть, что наша уловка впоследствии раскроется. Тогда мне наверняка придется расстаться с моим дурацким пристрастием к жизни. Мне не хотелось бы принимать в расчет этот вариант. Но предположим, что вам удастся сбежать. Вместе. Вы будете как два зайца носиться по всему свету, преследуемые верными псами Сатаны. Его ищейки всегда наготове. Угроза его кары всегда будет висеть над вами. Разве стоит жить так? А если у вас родится ребенок, Сатана не пощадит и его. Я еще раз вас спрашиваю, разве стоит жить так?
— Нет, — ответил я.
И Ева, горестно вздохнув, покачала головой.
— Что же мы можем сделать? — прошептала она.
Конзардине прошелся по комнате и вернулся обратно к нам. Он остановился прямо передо мной, и я снова увидел, как вздулись вены у него на висках, и его серые глаза снова стали холодного стального цвета. Он трижды легонько пихнул меня кулаком в грудь и сказал:
— Нужно выяснить, что делает Сатана, когда прячет руки!
Он отвернулся от нас, потому что не смог продолжать дальше. Его сотрясала такая ярость, что и я, и Ева с безмолвным изумлением взирали на него.
— Пойдемте, Киркхем. — Ему удалось взять себя в руки.
Он ласково взъерошил Евины кудри и добавил:
— Дети в лесу. — И медленно, медленно пошел к панели — он умел быть деликатным.
— До завтра, — прошептал я Еве.
Ее руки обвили мою шею, губы прижались к моим губам.