Эгир сверлил меня взглядом. Ну, вы понимаете, когда вегетарианцу предлагают отужинать свеженькими гномом и эльфом, возникает этакое неловкое молчание.
– Пойду принесу меда из погреба, – наконец сказал Эгир. – Скажи, пожалуйста, а ваши диеты на мед не распространяются?
– Нет-нет, ни в малейшей степени, – бодро заверил я. Не хватало, чтобы взрослый йотун разревелся от досады как детсадовец.
– Хвала волнам! – Морской бог отцепил от пояса связку ключей и кинул мне. – Вот, будь так добр, отпусти наш обед… в смысле, пленников. А потом располагайтесь и чувствуйте себя… – Он широким жестом обвел трапезную и затопал прочь.
Я остался гадать, как мы должны себя чувствовать: как дома, как в гостях или как в плену.
Взобравшись на плиту, я выпустил Блитца и Хэрта из их канареечных клеток. Счастливое воссоединение состоялось на передней левой конфорке.
– Сынок! – радостно воскликнул Блитцен. – Я знал, что ты явишься спасти нас!
– Ну-у… Если по правде, я и не догадывался, что вы, ребята, здесь тусуетесь. – Я говорил одновременно и на языке жестов, чтобы Хэртстоуну было понятно. Все-таки давненько мы не виделись: за несколько недель я отвык так общаться, и мои руки двигались медленно. Что значит отсутствие практики. – Но я дико рад, что нашел вас!
Хэртстоун щелкнул пальцами, требуя внимания.
– Я тоже очень рад, – просигналил он и погладил кисетик с рунами на поясе. – Дурацкие клетки. С блокировкой против магии. Блитцен много плакал.
– А вот и нет, – знаками возразил Блитцен. – Сам ты плакал.
– Я не плакал, – ответил эльф. – Плакал ты.
В итоге беседа на языке жестов переросла в тыканье друг друга пальцами в грудь.
– Ребята, да хватит уже, – вмешался я. – Расскажите лучше, что случилось? Как вы тут очутились?
– Долгая история, – вздохнул Блитцен. – Мы поджидали вас у маяка, ну и попутно занимались кое-какими своими делами.
– Дразнили морского змея, – уточнил Хэрт.
– Мы ничего такого не делали, – заметил Блитц.
– Кидали камни ему в башку.
– Он сам первый начал! – вскипел Блитц. – И тут появилась эта волна и поглотила нас.
– Ее пригнали девять сердитых дев. Змей – их домашний зверек.
– А я откуда знал?! – проворчал Блитцен. – Он вроде не напрашивался, чтобы мы ему палку кидали. Но это все мелочи, сынок. Во время разведмиссии мы добыли ценную информацию, и будет нехорошо…
– Гости! – прокричал Эгир из пиршественного зала. – Прошу к столу! Разделите же с нами пищу и мед!
– Мы к этому еще вернемся, – изобразил Хэртстоун, еще разок ткнув Блитца в грудь.
В наши прежние дни на бостонских улицах, стоило кому-то позвать нас троих к столу, и мы пулей мчались на зов. А теперь мы плелись, еле переставляя ноги. Насчет этой дармовой еды у меня иллюзий не было.
Девять дочерей Эгира суетились вокруг стола, расставляя посуду и раскладывая приборы. Эгир мурлыкал себе под нос, прохаживаясь возле стеллажа с бочонками, помеченными рунами, – возьмет бочонок с полки, задумчиво повертит в руках, поставит, возьмет другой. Ти Джея, Мэллори и Хафборна уже усадили за стол. На стульях из красного коралла моим друзьям определенно сиделось неуютно; к тому же между ними нарочно оставили пустые места. Хафборн Гундерсон более-менее пришел в себя; только время от времени помаргивал и озирался, вероятно, надеясь, что все это сон.
Самира как раз закончила молиться возле «Большого банана». Она свернула коврик, перекинулась торопливыми репликами с Алексом, и они оба присоединились к нам. Если у них и был гениальный план, то, к моей радости, он не заключался в том, что они с Алексом превращаются в дельфинов и с криком «пока, придурки!» уплывают в неведомые дали.
Пиршественный стол, кажется, соорудили из самой большой на свете мачты, разрезав ее вдоль и раскрыв на две половинки. Со стропил на якорной цепи свисал канделябр из морского стекла. Только вместо свечей или электрических лампочек в громадных рожках светились засунутые туда души утопленников. Как я понял, для создания атмосферы.
Я уже прицелился усесться между Блитцем и Хэртом и тут заметил карточки: ГНОМ, ХРЁНН, ЗЕЛЕНАЯ КОСЫНКА. Моя оказалась на другом конце стола: БЛОНДИНЧИК.
Зашибись. У нас тут, оказывается, все как в лучших домах.
Со мной рядом с обеих сторон уселись дочки Эгира. Судя по табличке, барышня слева звалась Кольга. А та, что справа… ой, мамочки. Ее звали Блодухадда. Наверное, этот звук ее мама издавала под анестезией, когда наконец произвела на свет девочку номер девять. Попробую звать ее просто Блод.
– Привет, – просипел я.