– Я скучал, отец, – произнес мальчик.
Дракон издал отчаянный вопль. Он пыхнул пламенем на голос, и огненный шквал пронесся над моим убежищем. Я чуть не задохнулся. Еле удержался, чтобы не глотнуть воздуха. Джек сочувственно гудел рядом, оказывая мне моральную поддержку.
– Я здесь, отец, – настойчиво звал голос. – Я хочу спасти тебя.
– Спасти меня? – Дракон подался вперед.
Я видел, как пульсирует кровь в чешуйчатой глотке. Может, надо ударить сейчас, поразить дракона в горло? Оно кажется очень даже уязвимым. Но слишком высоко, мне не дотянуться. И к тому же Джек с Хэртом в один голос твердили, что удар должен непременно прийтись в сердце.
– От чего спасти, мое бесценное дитя? – В шипении дракона слышались страдание, боль. Драконий голос стал почти человеческим – то есть эльфийским. – Как ты оказался там? Ведь он убил тебя!
– Нет, – возразило дитя. – Он послал меня предупредить тебя.
Драконью морду перекосило. Мистер Олдерман затравленно пригнул башку, точно побитый пес.
– Он… Он послал тебя? Но он твой враг. И мой тоже!
– Нет, отец, – ответил Андирон. – Пожалуйста, выслушай. Он подарил мне возможность поговорить с тобой. Мы будем вместе в новой жизни. Ты познаешь искупление, ты будешь спасен, только откажись от этого кольца…
– КОЛЬЦО! Я знал! А ну, покажись, обманщик!
Шея дракона совсем-совсем близко. Один взмах, и Джек входит прямиком в сонную артерию, и тогда…
– Нет, – прогудел Джек. – Рано.
Мне бы хоть одним глазком взглянуть, что там на поляне. Хэртстоун явно проворачивает магический отвлекающий маневр. Видимо, он призвал дух Андирона, питая слабую надежду, что брат избавит отца от горькой участи. После всего, что мистер Олдерман сотворил со своим сыном, тот не отказывал ему в искуплении. Даже ценой свидания с тенью брата.
На поляне почти все стихло. Только слышалось шуршание в зарослях.
А потом Олдерман прошипел:
– ТЫ!
Такой вот презрительно-неприязненный тон Олдерман приберегал для одного-единственного существа. Значит, Хэртстоун вышел из укрытия.
– Отец, – взмолился призрак Андирона, – пожалуйста, не надо…
– Никчемный Хэртстоун! – гаркнул дракон. – Как смеешь ты своим жалким чародейством марать память о твоем брате?
Последовала пауза. Хэртстоун, наверное, показывал что-то руками, потому что мистер Олдерман взревел:
– Возьми дощечку!
Я стиснул зубы. Ага, как будто Хэрт всюду за собой таскает ту кошмарную дощечку, на которой отец заставлял его писать. И ведь Олдерман прекрасно понимает язык жестов. Просто не упускает шанса лишний раз унизить сына. Чтобы тот чувствовал себя дефективным.
– Я убью тебя! – прорычал дракон. – Как ты посмел дурачить меня своими ничтожными фокусами?
И дракон ринулся вперед. Слишком быстро, я не успел среагировать. Брюхом он закрыл ход ниссе, и теперь я сидел в темноте. Джек зажег свои руны, освещая туннель, но я все равно был порядком выбит из колеи. Прямо надо мной виднелся зазор в драконьей броне. Только вот сосчитать ряды чешуек не получилось. И, если я ударю сейчас, то куда попаду? В желчный пузырь? Или в толстую кишку?
– Нехорошо! – гудел Джек. – Это шестой зазор. Надо, чтобы дракон сдал назад!
Надо так надо. Сейчас мы его вежливо попросим, и он, несомненно, не откажет нам в любезности. Ага.
Дракон вдруг замер. Что там еще? По всей вероятности, мистер Олдерман прямо сейчас жует голову собственного сына. Я совсем перепугался. И чуть было не всадил Джека в шестой зазор, просто чтобы эта тварь отцепилась от моего друга.
Но вдруг сквозь громкое ворочанье драконьей туши до меня донесся могучий голос:
– НАЗАД!
Не иначе, это сам Один возник перед драконьим носом. Наверное, хочет спасти жизнь Хэртстоуну, чтобы их уроки рунной магии не пропали впустую. Очень уж властный голос, и такой грозный – ну, точно Один. Боевой рог йотуна и то звучит тише.
А голос раскатисто вещал дальше:
– НЕ ТРОНЬ ЕГО, ТЫ, ЖАЛКОЕ СМРАДНОЕ ПОДОБИЕ ОТЦА!
И тут-то я узнал этот выговор: легкий южный акцент со свартальфскими нотками.
Ох, нет. Ой, мамочки. Не Один. А лучше бы Один.
– НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ К МОЕМУ ДРУГУ! РАЗВОРАЧИВАЙ СВОЮ ТУШУ, ДОХЛАЯ ТЫ ЛЯГУХА!
Я так и представил себе картину во всей красе. Очумевший дракон замер от изумления перед лицом нового противника. И откуда в маленьких легких такая мощь? Одно ясно как день: между Хэртстоуном и его огнедыщащей погибелью сейчас стоит разодетый в пух и прах гном в пробковом шлеме.
Мне бы восхититься, поразиться и ошалеть от радости. Но я чуть не плакал. Сейчас дракон очухается и разом пришибет обоих моих друзей. Спалит дотла и Блитцена, и Хэртстоуна, а мне только и останется, что разгрести обгоревшие модные лоскутья.