– Вы коллекционируете прикладное искусство? – дипломатично спросила Женя.
Она рассмеялась, поднялась и подошла к панорамному окну. На подоконнике замер еще один разношерстный взвод маленьких созданий.
– Ну какое же это искусство. Сувениры, безделушки. Моя компания длинными вечерами. Это еще бабушка собирала, а потом и мама. Так и осталось. Слава богу, дом большой для меня одной, вот и ужились.
– То есть ваша семья давно живет в этом доме?
– Да, еще мой прадед построил. Тогда в один этаж. Потом добавил дед. Он был энергетиком и преподавал, как и я. С тех пор время здесь застыло. Знаете, я как жучок в янтаре.
– Не согласна. У вас так много книг, и все такое … настоящее.
Елена Степановна провела указательным пальцем по краю широкого подоконника, обводя контуры фигурок.
– Не слушайте меня. Я на самом деле люблю это место, в доме чувствую себя живой.
Она повернулась к Жене, чуть откинула назад голову и широко улыбнулась.
– Иногда провожу здесь вечеринки. Приглашаю разный народ. Вино, музыка, фотографии. Здорово, когда каждому есть, что рассказать. Когда все говорят одновременно, перебивают. Спорят о книгах, политике, а потом груда пустых тарелок на столе. Ловлю себя на том, что рассказываю одни и те же истории, – с каждой фразой Елена Степановна говорила все быстрее, в интонации опять проскакивали звонкие, напряженные нотки. – Например, как однажды полночи мне в окно билось привидение, а потом оказалось, что это ветер выдул мою ночную рубашку и повесил на ветке. Есть еще длинная история, как я пыталась продать набор нумизмата и оказалась по шею в болоте. И разные глупости про хамов-начальников, так…
Она смолкла на полуслове, покрутила рукой у виска и неестественно рассмеялась. Женя, почти не задумываясь, выпалила вопрос:
– Вы и в самом деле больше не хотите свести счеты с жизнью?
Елена Степановна разом съежилась, будто потерявший часть воздуха и опустившийся к полу шарик. Захотелось вернуть неловкие слова обратно. Но как без них разобраться, почему с людьми это происходит. А прямая искренность обнажает правду, если не захлопывает наглухо ставни.
– Не знаю, – тихо ответила Елена Степановна. – Меня отпустили домой, но я еще не прошла весь курс коррекции. Сейчас уже не понимаю, почему так поступила тогда. Точнее понимаю, но не ощущаю так. Правда…
Фраза оборвалась, и сквозь тишину прорезался тонкий монотонный скрежет – где-то наверху работали механизмы, возможно, чистили крышу, коммуникации. Штатное самообслуживание любого дома.
Елена Степановна сложила руки на груди, выражение лица стало пустым, стылым.
– Правда в том, что я с тех пор не была в своей аудитории. И, признаться, боюсь возвращаться. А ведь в ней вторая половина моей жизни.
Триггер, пусковой крючок. В материалах дела он выделен для проработки психологами.
Профессор Никифорова вела занятия. Смотрела на ряды парт, на слушателей, на уменьшенную копию энергоустановки для мобильного орбитального завода. И две пары подряд думала о побегах из тюрьмы. Женя легко воображала ее тогдашние мысли и чувства. Накатывающая паника, духота. «Черный дельфин», «Санте», «Балтимор», «Море спокойствия». Сбежать невозможно, если не повезет, если не случайность.
Наконец-то, короткий звонок. Действовать нужно очень быстро. Не думать, не останавливаться. Выйти из двери, пока гудят басистые производственники. Пустой коридор, поворот за зеркальную перегородку и никакого лифта. Он замедлил бы бег, а сердце стучит, просит скорости. Лаковые носки черных туфель торопятся вверх по всегда таким ненормально чистым ступенями. И вот оно – окно от пола до потолка. Для проветривания открывается боковым рычажком, но можно и шире.
Свежий, слегка морозный воздух тормозит, рождает сомнения. Это обман, пустая иллюзия надежды. Так всегда происходит, если бежишь от старого к новому. Нужен решительный шаг. И она прыгнула.
Парадоксы человеческой психики. Елена Степановна не пожалела жизни, лишь бы избавиться от лучшего. Престижный институт страны, поездки по всему миру, полностью оснащенная аудитория для высококлассного, потомственного эксперта в области энергетики. Зачем что-то менять?
Вот только где в ее психофизическом профиле просчитаны широкие рукава с кружевами и пыльные безделушки в гостиной. А еще быстрая, на грани истерики речь вместе со спокойной мудростью наблюдательного ученого. Могут ли это просчитать все нейросети мира?